Робин Хобб - Город Драконов

Этот древесный город, как и все поселения Дождевых чащоб, широко раскинулся во все стороны. Над ее головой к более высоким веткам были подвешены маленькие ненадежные лачуги бедноты. Где-то в сумрачных глубинах пониже, где ветви были толстыми и крепкими, она видела особняки, склады и надежные стены и многочисленные окна того здания, где собирались торговцы Дождевых чащоб. Сейчас эти окна подсвечивались изнутри желтым светом.

Здание для кассарикского Совета торговцев было построено сравнительно недавно, и многие жители Дождевых чащоб все еще ворчали из-за того, что этот город отделился от Трехога. Торговцы Дождевых чащоб и удачненские торговцы составляли две половинки единого целого – их объединяла общая история пережитых трудностей. После открытия нового отделения в Кассарике младшие сыновья и менее влиятельные торговые семьи внезапно обрели небывалое доселе влияние. Отношения все еще отлаживались. Жадность и стремление действовать решительно придали кассарикскому Совету больше резкости. Малта не вполне могла рассчитывать на то, что здесь будут придерживаться старинных торговых правил равенства сторон и безусловного соблюдения подписанных соглашений.

Малта сразу заметила, что к зданию Совета направляются не только они с Рэйном, и сделала вывод о том, что известие о прибытии «Смоляного» уже распространилось по городу. Немало обитателей Дождевых чащоб сейчас выходили из своих домов на дороги, ведущие к Совету торговцев. Облаченные в парадные одеяния торговцы поспешно шли по спиральным лестницам, вьющимся вокруг громадных стволов. Ожидающие в Совете известия затронут всех. Тем не менее Малта не стала торопиться, чтобы занять хорошее место. Она – Малта Хупрус, не только Старшая, но и супруга Рэйна Хупруса, второго сына влиятельной торговой семьи Дождевых чащоб. Несмотря на то, что от имени семьи голосует его старший брат Бендир, он принимает свои решения на основе той информации, которую поставляет ему Рэйн. Ни она сама, ни Рэйн не станут претендовать на официальное место за столом Совета, однако она заставит себя выслушать. Это она решила твердо.

Порывистый ветер раздувал ее плащ и срывал листья с окрестных деревьев. Крепкие перила из переплетенных лиан огораживали дорогу, по которой они шли. За их надежной полосой она видела только толстые ветви, густую растительность и домики, которые танцевали на ветру, свисая с веток, словно странные плоды. Невидимая болотистая почва находилась далеко внизу. Она сжала локоть Рэйна, пропуская его чуть вперед.

Лефтрин намеренно не спешил. Первым делом он отправился к смотрителям голубятни и отправил все те послания, которые ему вручили перед отплытием из Кельсингры. Это обошлось ему неожиданно дорого. Из-за какой-то эпидемии, разразившейся среди птиц, почтовая служба подорожала. Сразу несколько хранителей захотели отправить вести в Трехог, сообщая родным, что с ними все в порядке. Кроме того, надо было отправить два уведомления о смерти: родным Грефта и Варкена следовало дать знать, что стало с их сыновьями. Грефт создавал капитану немало проблем, тем не менее его смерть все равно была трагедией, и его семья имела право узнать об этом первой. В последнюю очередь он отправил письма Седрика и Элис, адресованные их семьям в Удачном. Во время всего плаванья вниз по реке он мучительно сомневался в разумности их отправки. Он просил всех не распространяться о Кельсингре и о том, как они там оказались, однако он не стал читать ни одно из порученных ему писем. К концу этого дня в Кассарике уже будут знать все то, что он намерен рассказать, а почтовые голуби разлетятся во все стороны. Следовало позаботиться о том, чтобы послания его друзей имели возможность первыми попасть к их семьям.

Когда он дошел до лавки корабельных товаров, за ним уже следовало несколько сопровождающих. Два мальчугана тащились за ним по пятам, громко объявляя всем встречным, что это – капитан Лефтрин, вернувшийся из экспедиции. Это вызвало шквал рукопожатий и вопросов, на которые он вежливо отказывался отвечать. Один молодой человек – видимо, распространитель сплетен – не отставал от него довольно долго, забрасывая десятками вопросов, однако и его Лефтрин оставил ни с чем, заявив, что сначала доложится Совету. Еще один человек – мужчина в длинном сером плаще с капюшоном – держался поодаль и не заговаривал с ним, однако прошел дальше, чем допускало здравомыслие. Как только Лефтрин заметил этого сопровождающего, то постарался больше не выпускать его из вида. Этот мужчина был капитану незнаком, и, бросая на него беглые взгляды, Лефтрин подметил, что в его движениях нет непринужденности, свойственной уроженцам древесных вершин. Незнакомец определенно не был жителем Дождевых чащоб. Лефтрин почувствовал страх при мысли о том, кому именно мог бы служить этот человек.

В лавке припасов Лефтрин заказал консервированные продукты и все то, что было необходимо, чтобы пополнить корабельные кладовые. Масло, муку, сахар, кофе, соль, сухари… Список Беллин казался бесконечным. А еще он приобрел бутылочку чернил и скупил всю писчую бумагу, какая только нашлась в лавке, а заодно сделал запас новых перьев. Делая эти покупки, он улыбнулся, подумав, как обрадуется Элис этому сокровищу. Он распорядился, чтобы все припасы тут же были отправлены на «Смоляной». Он делал здесь покупки уже много лет – с самого открытия этой лавки – так что ему нетрудно было уговорить продавца взять расписку вместо монет.

– Как только мне заплатит Совет, я расплачусь с тобой в тот же час, – пообещал Лефтрин кивающему торговцу, и дело было сделано.

Уходя из лавки, он почувствовал, что у него болят ноги. Расхаживая по палубе или даже обходя пешком долины вокруг Кельсингры, невозможно было подготовиться к множеству вертикальных подъемов, свойственных городам Дождевых чащоб. Он спустился на лифте до уровня здания Совета, заплатив отъезжающему лифтеру последней монетой, остававшейся у него в кармане. Приближаясь к дверям зала Совета, он вспомнил, что когда он был здесь в прошлый раз, Элис Финбок опиралась на его руку. Тогда они только познакомились, и его влюбленность в нее была головокружительно новой. Он вспомнил ее начищенные до блеска ботиночки и кружевные юбки с чуть грустной улыбкой. Тогда ее наряды ослепили его не меньше, чем ее аристократические манеры. Да, кружева сейчас превратились в лохмотья, а ботинки выносились и протерлись, но благородная дама, облаченная в них, держалась словно выкованная из стали. Он внезапно затосковал по ней с болью, которая была сильнее любого голода или страха. Он мысленно укорил себя. Что он – мечтательный подросток, чтобы постоянно думать только о ней? Он улыбнулся. Может, это именно так. Чувства, которые она в нем будила, были слаще и сильнее всего, что он испытал за всю свою жизнь. И как только ему заплатят, он, скорее всего, будет покупать разные роскошные мелочи и лакомства, чтобы привезти ей. При мысли об этом улыбка на его лице стала еще шире.