Ксения Баштовая - Проклятые огнем

Он подозревал, что ответ будет однозначным. В самом деле, какие вопросы, если, в принципе, ответил на все. Ошибся, как оказалось.

– Это вы были в Бруне?

Тихий грустный смешок.

– К несчастью… Я надеюсь, та Селинт мертва? – Вопрос был немного не в тему, и Мадельгер это прекрасно понимал, да и вопросы сейчас задавал не он, но больше всего наемник сейчас хотел раз и навсегда уяснить для себя, закончился ли тот кошмар.

– Помощница Аурунд?..

И сердце пропустило удар. Наемник молча кивнул и услышал тихое:

– Да… А Селинт Шеффлер жива.

– Я рад, – хмыкнул наемник и с удивлением понял, что он не врет. Он действительно был рад тому, что эта наивная сероглазая дурочка не была выжжена саламандрой вместе с той, другой Селинт. Рад тому, что расчет относительно двух личностей оказался верен.

– Правда… Тут возникает другой вопрос, – задумчиво протянул Адельмар. – Вы ведь знаете, что Храм требует отправлять на виселицу тех, кто присваивает духовный сан?

Ландскнехт фыркнул:

– А вы знаете, что Храм требует отправлять на эшафот тех, кто помогает колдунам или сам заподозрен в колдовстве?

Он блефовал. Отчаянно блефовал. Жизнь его, это понятно, наверное, даже идиоту, сейчас находилась в руках лорд-манора. Но с другой стороны, если бы его действительно собирались повесить, так зачем все это лечение?

Кажется, Адельмар Сьер подумал о том же. По губам мужчины скользнула легкая улыбка.

– Я слышал об этом. И решил, что оптимальный вариант – оплатить вам изгнание саламандры по тарифу, предусмотренному Певкинским договором, отец Мадельгер.

Лорд-манор просто-напросто решил купить его молчание. Впрочем, разноглазый не собирался спорить. Ну, разве что самую малость.

– По двойному тарифу, сын мой, – сладко протянул он.

– Почему?!

– Так саламандр ведь было две…

Адельмар усмехнулся:

– Пусть будет по-вашему, отец Мадельгер.

Лжемонах медленно кивнул, вскинул руку, осеняя правителя Ругеи Знаком Единого. В грудь толкнулась легкая и знакомая воздушная волна…

…В воскресенье весы так и не доставили. В понедельник тоже. Лишь во вторник, на рассвете, удалось решить вопрос с запертыми в темнице двумя спорщицами. Взвешивание благополучно показало, что обе они больше ста фрисских трой-фунтов [4], а значит, метла их не поднимет и ведьмами они быть не могут. В принципе, Адельмар так и предполагал – достаточно было глянуть на пропорции обеих дам, но для успокоения души…

Взвещивание проходило публично, во внутреннем дворе Лундера, все с интересом наблюдали, как толстые тетки взбираются на чаши весов, а потому никто не заметил, как из замка выскользнул, неодобрительно покосившись на разгромленную крышу женской половины замка, сухощавый монах в длинной рясе. Низко надвинув капюшон, он уже вышел за ворота, когда его догнала светловолосая девушка.

– Отец Мадельгер, подождите!

Монах что-то зло буркнул себе под нос, но остановился. А когда он повернулся к обращавшейся, по его лицу и вовсе разливалась благостная улыбка:

– Да, дитя мое? Что ты хоте… Скримслова пучина!

Это была Селинт. Разглядеть цвет глаз было невозможно, но Мадельгер искренне надеялся, что они будут серыми. Еще одного общения с голубоглазой ведьмой он бы просто не пережил.

Девушка замерла, озадаченно уставившись на него:

– Простите?

Для начала стоило изобразить вежливость и обходительность:

– Вы… Ты что-то хотела?

– Да, отец Мадельгер… Я… Простите, я не знала, что вы монах, а ваша одежда… Поэтому я и считала, что вы ландскнехт… – Кажется, ей и самой было неудобно в нынешнем платье. Сейчас на девушке был наряд, достойный если не дворянки, так богатой горожанки точно: длинная юбка была расшита цветами, а корсет украшен кружевом. И, судя по всему, Селинт не совсем была уверена, что этот туалет ей подходит, – девушка нервно теребила рукав рубашки и стыдливо опускала глаза. – Я… Хотела сказать… Спасибо за изгнание саламандры! – выпалила она и замолчала, опустив глаза.

По крайней мере, сейчас все встало на свои места. Можно было не опасаться, что перед ним стоит та, другая Селинт. А это значит и еще одно – что можно выдавить слащавую улыбку и елейно протянуть:

– Все в порядке, дитя мое. Очень часто мы все – не те, за кого себя выдаем.

Девушка улыбнулась в ответ, а потом вдруг протянула на ладони сплетенный из шерстяной нити узелок:

– Возьмите, отец Мадельгер.

– Что это?

– Науз… Ой! Вы не подумайте, я не ведьма, честное слово! Оно не колдовское, совсем нет, оно просто так, на удачу! Я не ведьма, честно!

Монах усмехнулся и, осенив спасенную Знаком Единого, осторожно принял из ее рук подарок.

Расколотое бревно отлетело в сторону, и Росперт потянулся за следующим.

– Однако… Не ожидал увидеть тебя здесь. – Этот голос он узнал бы из тысячи.

Шварцрейтар оглянулся. За то время, пока он не видел Мадельгера, ландскнехт умудрился раздобыть новый костюм – такой же петушиной окраски, как и старый, – и обзавестись широкополой шляпой с перьями. Довершал наряд кацбальгер [5], украшенный по рукояти и ножнам золотой гравировкой.

Обнаженный до пояса рейтар бросил колун на землю.

– А что остается? Тебя нет целый месяц, деньги на нуле, приходится отрабатывать хлеб, чтоб хоть из «Серой лани» не выгнали.

– Дожили, – насмешливо фыркнул в ответ разноглазый. – Представитель благородной, якобы дертонжской, фамилии Барнхельм рубит дрова на трактирщика.

– Ну, не всем же происходить из захолустного Борна! – горделиво возразили ему. – Кому-то надо и в Дертонге родиться. Вот, например, когда я был маленьким, моя матушка, чтоб ей на том свете Тот, Кто Рядом, пятки чесал да подобрал сковородку похолоднее, всегда мне говорила: «Робертино…» – а она обращалась ко мне именно так. Так вот, она говорила: «Робертино…»

Мадельгер взвыл:

– Росперт, я уже сто раз тебе говорил! Твоя матушка – не знаю, кто она была такая, но наверняка святая женщина, раз смогла вытерпеть тебя! – так вот, она не могла называть тебя Робертино!

– Это еще почему?! – возмутился мужчина.

– Да потому что тебя зовут Росперт!

– И? По-дертонжски это «Роберт»!

– Роберт и Росперт – это два разных имени! Росперт происходит от слов «Рос» – «лошадь» и «Берат» – «светлый»! А дертонжское имя Роберт происходит от нашего «Хродеберт» – «Светлый славой». Это два разных имени! – Одиннадцать лет храмовой школы рвались наружу и требовали установления истины. – Твоя матушка, пусть ей легонько икнется, никак не могла называть тебя «Робертино»!

– Одуванчик, завянь, – вежливо посоветовали ему. – Я, как вижу, твой последний найм удался? Где такой контракт умудрился откопать?

Неизвестно, чем бы на этот раз завершился разговор наемников – Мадельгер уже был готов высказать все, что он думает по поводу «Одуванчика», – если бы на задний двор трактира не выглянул мальчишка: