Антон Корнилов - Урожденный дворянин. Защитники людей

– Шибко надысь озимые взошли? – в тон ему поинтересовался у Каверина Двуха.

– На руки-то его посмотрите! – обратил внимание и Сомик. – Настоящие трудовые…

– А про такие ногти моя мамахен говорила: «Траур по китайской императрице…» – добавил Игорь. – Там чернозема на добрый цветочный горшок хватит. Выходит, совсем не мажор ты теперь. Аграрий! Земледелец!

Александр Вениаминович Каверин даже слегка растерялся. А потом, тряхнув головой, рассмеялся:

– Сам не ожидал, что так выйдет. Кто бы мне сказал, амигос, в армейке еще, что я в фермеры подамся, ни за что бы не поверил.

– Вот и поведай, как оно все получилось, – предложил Двуха.

– А то вы не знаете. С тех пор, как Олег в Саратов вернулся, я с ним постоянно на связи.

– Желательно из первых уст историю услышать, – сказал, с удовольствием жуя бутерброд, Сомик. – Усладить, так сказать, не только желудок, но и слух…

– Да чего рассказывать… Дембельнулся я. Отец меня прямо на руках носил первое время. Говорил: так, мол, и знал, что армия из меня человека сделает…

– Ну, допустим, не армия из тебя человека сделала, а… – попытался было вставить ремарку Двуха, но осекся под взглядом Олега.

– Недельку отдохнул дома, – продолжал Саня, – самому, признаться, быстро скучно стало. А потом отец меня в столицу отправил. Учиться. На юридический факультет, само собой. На коммерческое отделение. Ну, а на коммерческом свои обычаи: не хочешь учиться – плати. Хочешь учиться – учись себе на здоровье. И плати. В общем, вышел у меня конфликт с одним преподом. Историю философии вел, между прочим. И философия у того дяденька была проста – ничего в жизни даром не дается. Будь ты хоть новым Шопенгауэром, но такса одна для всех. Позвонил я куда следует, выдали мне меченые купюры… Дяденьку, конечно, отправили на заслуженный отдых, но и я, как и следовало ожидать, недолго после этого знаменательного события в институте продержался. Поехал обратно в родной Разинск. Только не один, со мной еще двое парней с курса – они сначала постижением Столпа увлеклись, а потом и жизнь понимать начали по-другому… правильно начали они жизнь понимать. Я-то рассчитывал, вернувшись, дело какое-нибудь замутить, чтобы самого себя обеспечивать; думал, отец меня поддержит – как он мною после армейки-то гордился! А отец чего-то психанул. Мол, мало того, что, придурок, на коммерческом отделении не смог удержаться, так еще и двух дармоедов с собой притащил. Нет, они, естественно, не дармоеды никакие, но с его-то точки зрения… Большой скандал вышел. Отписал мне отец старый дом бабушкин, заброшенный, в деревеньке неподалеку. И участок земли еще. И дал понять, что никаких больше вложений в меня делать не собирается.

– Участок-то большой? – поинтересовался хозяйственный Сомик.

– Почти два гектара. Да и дом немаленький, – признался Командор. – Двухэтажный такой… Там сельский клуб был одно время, пока новый не построили.

– Неплохой старт! – оценил Двуха. – Всем бы так! А два гектара – это много?

– Примерно – три футбольных поля, – ответил Сомик.

– Ни хрена себе! Отличный старт!

– Ты попробуй эти гектары обработай, – охладил его Женя. – Без техники-то… Да и дом двухэтажный в порядок привести после того, как в нем колхозные танцульки устраивали, – тоже сил надо столько, что…

– Мы-то сначала даже не думали землю по назначению использовать, – счел нужным пояснить Саня. – А то, что бурьян выкосили и копку затеяли, – это в порядке тренировки. Мы же с ребятами первую ступень Столпа постигали.

– Лопатами? – удивился Сомик. – Два гектара? Втроем?

– Сначала лопатами. А потом натуральный плуг соорудили – ничего сложного, кстати. И по очереди – двое тянут, один пашет. Потом менялись. Все село полюбоваться сбегалось. А уж потом закрутилось… Кредиты взяли. Одним словом, когда отец решил все-таки самолично проверить, как там у меня дела обстоят, у нас уже все имеющиеся гектары были освоены. Капуста, картошка, морковь, огурцы… Ну, тут отец и помягчал. Кредиты наши выплатил, технику кое-какую приобрел. Мы еще земли прикупили, стали животноводством заниматься. Само собой, втроем не справились бы. Деревенских нанимали. Они с охотой шли – сами, наверное, знаете, как в деревнях с работой, за которую живые деньги платят… Я вам, амигос, вот что скажу… – произнес Командор с той откровенностью, которую обычно позволяют в общении с самыми близкими людьми, – то время, когда мы свое хозяйство поднимали, должно быть, самое лучшее в моей жизни. Это как… ребенка растить или картину писать… притом осознавая в процессе, что ребенок получится непременно гением… или, скажем, картина – шедевром.

– Сдается мне, – улыбнулся Трегрей, – обратно в город ты не имеешь намерения вернуться?

– Нет, конечно! – сказал Саня уверенно. И даже с каким-то испугом – словно подумал, что его могут насильно оторвать от созданного им хозяйства. – Там у нас все такое… большое, настоящее. Понадобилась тебе пристройка какая, баня, например. Или гараж. Взял и построил – какую сам хочешь, такую и построил. И не надо из-за всякого лишнего квадратного метра душить себя кредитами. Там у нас все так… По-честному. Работа эквивалентна результату. А вообще мне последнее время мысли такие приходят… Вот работать бы, развиваться, пристраивать дом к дому, и чтобы селились в них не просто случайные люди, а – единомышленники. Соратники. Представляете? Создать свой мир, где все так, как и должно быть. Где все – правильно…

Двуха, уничтожив последний бутерброд, с сожалением посмотрел в опустевший тряпичный узел, облизнул губы и поднял четвертинку. Протянул Каверину, мельком взглянул при этом на Олега. Тот разрешающе качнул головой:

– Надобно павших соратников помянуть, – сказал Трегрей. – Уже пятеро, Саша.

– Знаю, – произнес Командор. – Ты говорил… Нам ведь тоже… повоевать пришлось.

– Ты ничего об этом не рассказывал.

– Не рассказывал. Потому что… У вас и своих проблем хватает, правильно? Нет, если совсем туго стало, конечно, обратились бы. Обошлись своими силами. И, слава Богу, без потерь.

Каверин допил водку.

– Как Максимыч-то? – спросил он у Олега. – Твои ребята к нему вроде недавно ездили, правильно?

Трегрей кивнул.

– Держится Максимыч, – ответил он. – Верно все же говорят: время лечит. Если все удачно сложится, в этом году освободят – условно-досрочно.

– В большом ты перед ним долгу… – взглянув ему в глаза, проговорил Командор.

– В большом долгу, – вдруг подтвердил и Двуха.

Женя Сомик отвел глаза.

Олег ничего на это не сказал. Только сам собой дернулся уголок рта.

– А что у вас случилось-то? – спросил Женя Каверина, прервав неуютное молчание. – По какому поводу воевали?