Владимир Свержин - Ловчий в волчьей шкуре

Отсюда следует, что, оставаясь стоять, я в то же время двигаюсь и, таким образом, категорически не могу исполнить вашу, полагаю, вполне резонную просьбу. И потому, извольте понять, услышанное мною требование, желаете вы того или нет, ставит меня в крайне двусмысленное положение. А если оно меня в него ставит, то, стало быть, я уже стою.

Я очень рад, что ваше желание удовлетворено. Полагаю, ход мыслей вам понятен и они не нуждаются в дополнительных объяснениях. – Тут Мурзик был прав, в объяснениях стражник не нуждался, скорее уж – в чарке доброго бургундского. Как говорит в подобных случаях Алекс, «тут без поллитры не разобраться». Караульный был лишен подобной возможности, а потому нервно сглотнул и сделал еще одну попытку остановить незваного гостя.

– Здесь нельзя находиться! – уже без недавней уверенности прикрикнул он.

– Вот это правильно, – по-прежнему не сбавляя шага, поддержал его кот и отодвинул лапой копьецо алебарды. – Но если вы, как подобает настоящему часовому, внимательно блюли свой пост, то конечно же знаете, что я здесь никогда не находился. Ибо найтись здесь могло лишь то, что тут же некогда потерялось. То есть, конечно, рассуждая чисто теоретически, я мог оказаться в иные времена принесенным сюда ветром, а затем унесенным им же вдаль. Но тут мы попадаем в область гадательного и сверхчувственного, ибо нужно признать, что ветра подобной силы в ближайшие часы, дни и даже недели здесь, насколько мне известно, не наблюдалось. Потому сия теория не выдерживает испытания практикой как критерием истины.

Часовой давно расстался с надеждой понять, что плетет это странное животное. Будь на его месте человек, он бы, пожалуй, для успокоения совести ткнул его алебардой в брюхо или заорал, призывая на подмогу собратьев по оружию. Но тыкать алебардой в говорящего кота как-то не вязалось с его представлениями о правилах несения караульной службы. Да что там, вообще ни с чем не вязалось. А потому он выдавил почти умоляющим тоном:

– Не ходил бы ты здесь.

– У тебя был трудный день, парень, – кот похлопал стражника по плечу лапой. – Ничего, расслабься, я постою. – Он повернулся спиной к башне и облокотился на высокий каменный парапет, разглядывая двор и ворота, около которых в ожидании высокого гостя суетились лакеи, украшая арку ворот гирляндами цветов. Кот некоторое время сосредоточенно наблюдал за ними, а затем повернулся к стражнику и объявил:

– Двадцать восемь! – Алебардир часто заморгал, пытаясь сообразить, о чем говорит заморский чудо-кот, а тот, между тем, вновь погрузился в наблюдения. – Или двадцать девять? – спустя несколько минут задумчиво вздохнул он. Часовой согласно кивнул, но подобный результат дона Котофана не удовлетворил. – Ты сам как думаешь, – двадцать восемь, или двадцать девять?

– Это, ну-у, что? – окончательно деморализованный стражник терялся в догадках по поводу сути вопроса.

– Как это что?! – гневно раздувая усы, возмутился Пусик. – Угол обзора! Ты что же, не понимаешь, насколько это важно? Здесь должен висеть транспарант «Герцог и Савойя едины! Слава участникам охоты на демонов!». Мало того, что мне поручили его написать, так еще не потрудились измерить точные параметры. У тебя с собой транспортира нет?

– Нет, – обреченно сознался алебардир.

– Почему-то я так и думал. Ну, тогда без транспортира мне скажи: двадцать восемь или двадцать девять?

– Не могу знать.

– А кто может? – не унимался дотошный Профессор.

– Капитан, – радостно выдохнул стражник, понимая, что уж кто-кто, а начальник точно знает все.

– Ну, так зови его скорее! Почему я должен здесь битый час стоять? Мне что, по-твоему, больше заняться нечем?

– Он, должно быть, в кордегардии.

– А должен быть здесь. Давай, бегом марш! – в профессорском тоне зазвучали полковничьи нотки.

– Но я же должен находиться на посту! – почти жалобно напомнил часовой.

– Правильно. Но мы уже обсуждали этот вопрос: если ты отсюда никуда не потеряешься, то как же ты здесь впоследствии найдешься? Логично? А если ты здесь не будешь находиться – то это грубое нарушение воинской дисциплины.

Давай, храбрец, дуй за капитаном! А я, так и быть, пока топорик подержу. И башню постерегу, чтобы не украли. – Он выхватил алебарду из ослабевших рук близкого к истерике часового. – По команде бегом-марш, руки согнуты у груди, а ноги часто перебирают по грунту! Вперед, за капитаном!

Часовой рванул в кордегардию, не столько для того, чтобы исполнить приказ, сколько в надежде, что, оказавшись подальше от этого опасного места, он снова наладит связь с собственными мозгами. Это странное животное с его философскими рассуждениями было каким-то чудовищным наваждением, и при одном воспоминании о нем часового охватывала дрожь. Он бежал, не оглядываясь, хотя оглянуться, пожалуй, стоило. Ученый кот, как-то разом утратив интерес к углам обзора, стоял под распахнутым окном, задрав голову вверх, шепча довольно громко:

– Давай же, Алина, давай.

Он подумал было мяукнуть, но как-то нелепо мяукать на глазах у публики, тем более если совсем недавно приводил в ужас людей блеском нечеловеческого интеллекта.

– С людями жить – по-людски выть, – со вздохом процедил кот и затянул, как ему показалось, страстно: – Луч солнца золотого тьмы скрыла пелена, и между нами снова вдруг выросла стена!

Услышав до боли в ушах знакомый голос, Алина явила светлый лик в окне, но в этот самый миг за дверью раздались тихие шаги и слова, произнесенные негромким и вполне приятным, на мой взгляд, голосом:

– Открывай дверь. Где она?

«За мной пришли, – мелькнуло в очаровательной головке принцессы. – Все. С вещами на выход». Девушка резко толкнула вперед расписную гуральскую шаль работы павлопосадских мастеров, и та полетела вниз, едва не зацепив острие алебарды.

– Ах! – воскликнула супруга Командора и, предварительно оценив, куда мягче падать, рухнула без чувств.

– Ага, – пробормотал кот, запихивая в сапог обернутый в пергамент сверток, а за пазуху цветную Алинину шаль. – Теперь нужно придумать, как связаться с Алексом. – Он увидел, как к лестнице, ведущей на боевую галерею, приближается давешний часовой с распекающим его капитаном. – Да и как самому убраться отсюда подобру-поздорову.

Признаться, когда графский оруженосец доставил меня в замок, я толком и не знал, чем заняться. Никогда в жизни мне не доводилось оказываться в столь нелепой ситуации. Я вглядывался в знакомые лица дворни, хлопочущих у ворот лакеев, украшающих въезд цветочными гирляндами, псарей и конюхов, и думал: кто из них не тот, за кого себя выдает? Кто прячет за пазухой камень? В голову лезли тягостные мысли, и от этого она, казалось, разбухла, подобно переполненной бочке с дождевой водой. Впрочем, может быть, всего лишь сказывались усталость и недосып.