Александр Прозоров - Воин мрака

Амулет на груди девушки хищно сверкнул алыми рубинами – и глаза змейки погасли.

– Звала? – ласково поинтересовался Олег, в упор глядя в глаза женщины.

Первой отреагировала Снежана – молодая прачка, визжа так, что закладывало уши, кинулась в предбанник, врезалась в дверь, отлетела, как давеча ведун, с разбегу врезалась снова, начисто забыв, что сама же закрепила створку клиньями.

Олег цыкнул зубом и быстренько, пока не погасла лучина, скинул сетчатый плащ Карачуна, спрятал за пазуху.

– На море-окияне, на острове Буяне стоит бел-горюч Алатырь-камень… – торопливо забормотала знахарка, перебирая свисающие на грудь амулеты. – От белого, от черного, от кривого и хромого…

– Ага, – согласно кивнул Середин и вытянул саблю.

Тетка взвыла не хуже племянницы, кинулась бежать, взлетев вверх по полокам и даже попытавшись забраться на сажные навесы, ухватившись руками за край. Никак не рассчитанный на подобную тяжесть навес с грохотом оборвался и осыпался вниз, распадаясь на отдельные жердины и погребая под собой неудачливую ведьму. Ведун трижды рубанул наотмашь, подобрал обломки тонких сухих палок, положил в очаг, подсунул горящую лучину снизу – опять остаться без света ему не улыбалось.

Знахарка забилась под полки и выла оттуда. Прачка, громко пыхтя, безуспешно пыталась выковырять клинья. Олег поймал ее за ворот, метнул к тетке, попробовал пальцем острие клинка.

– Значит, сказываете, рабом при вас стану бессловесным? Значит, сказываете, капризы любые исполнять стану?

– Ой, прости-помилуй, пожалей-пощади! Лихоманка попутала! – заскулила из-под полков женщина. – Шуликоны ночные глупость нашептали!

– А ты, зараза мелкая? – острие сабли уперлось в горло девушки. – Я тебя, девицу работящую, за трудолюбие да по доброте дурной серебром одарил – а ты меня сразу на всю казну обобрать захотела?

– Смилуйся, чудище ночное! – упала на колени Снежана. – Уж не знаю, откуда глупость такая в голову пришла. Не иначе, от серебра несчитаного ошалела, разум помутился… Вот, забери, – полезла прачка рукой за пазуху. – Не надобно мне ничего. Путника приветить дело святое, за то платы не берут.

– Оставь… – отмахнулся Олег и убрал саблю. Не убивать же в самом деле двух наивных дурочек, возомнивших, будто они способны подчинить своей воле потустороннее существо? – Скажите спасибо, что на меня нарвались, а не на игошу настоящего и не на бога, по миру гуляющего. Быть бы вам тогда или жарким на вертеле, или жабами морожеными.

– А ты кем будешь, чудище? – облегченно перевели дух женщины.

– Не чудище я, а самый обыкновенный человек! – отмахнулся ведун. – Просто от богов славянских прячусь, потому обличье и меняю. В духа бесплотного обращаюсь, углами темными таюсь, норами снежными отсиживаюсь, во мраке прячусь. Так, в общем, на север и пробираюсь. В бане захотелось в кои веки попариться – и то через квакушку болотную все вышло!

Женщины молчали, изумленно отвесив челюсти.

– Чего уставились? Думаете, у меня вражда с богами? Ничего подобного! Просто размолвка небольшая. Многие так и вовсе подсобить не против. Магура, например, пару советов дала, об опасностях предупредила… Чего вы на меня так смотрите?!

– Прости, человек смертный, что побеспокоили… – тетя Зоря вылезать из-под полков явно не собиралась. – Дозволь удалиться нам с племянницей, дабы сну твоему мирному более не мешать…

– Поспишь тут теперь, как же! – поднял глаза к потолку Середин. – Сажник обвалился. Теперь баня моментом выстудится. И постель вся грязная. Чувствую, кончился мой отдых. Дальше придется лететь…

– Воля твоя, смертный человек, – стукнула лбом в пол тетя Зоря.

– А дозволь, исподнее твое постираю? – предложила Снежана. – Переоделся, поди, после бани-то?

– Мне, девица…

В этот миг разум ведуна словно зацепили крюком, рванули куда-то в высоту. На миг Олег увидел перед собой испуганное лицо какого-то мужика в костюме и галстуке, тротуарную плитку у него под затылком. Середин приподнялся, ощутил два удара в спину, словно от ударов молотка, и… И снова оказался в бане. Боль от ударов вернулась вместе с ним, в груди ощущалась холодная тяжесть, словно туда положили кирпич. В замешательстве он произнес:

– Я же в кольчуге…

И все кончилось. В глазах стало темно, и ведун кулем повалился наземь.

Женщины выждали, потом подобрались ближе. Прислушались…

– Чего это с ним? – неуверенно прошептала девушка.

– Сам же признался, чудище, что с богами в ссоре… – облизнула пересохшие губы знахарка. – Вестимо, кара высшая нашла.

Снежана подобралась ближе, поднесла ухо к губам:

– Теть Зорь, да он не дышит! Помер!

– Ты грудь, грудь слушай! Сердце стучит?

Девушка прижала ухо к груди мужчины, замерла. Выпрямилась, прижав ладонь ко рту:

– Ой, теть Зорь, он мертвый! Не стучит!

– Стало быть, и верно боги отыскали, – с облегчением выдохнула знахарка, вылезая из-под полков. – Не зря он углами темными хоронился.

– А-а-а!!! – отскочила к окну Снежана.

– Ты чего? – снова присела женщина.

– Он моргнул!

– Ну, у мертвых это бывает. – Знахарка осторожно придвинулась к лежащему воину, закрыла ему глаза. – Покойся с миром.

– Он опять открыл, теть Зорь… – в ужасе вцепилась зубами в ногти прачка.

– И верно… – женщина задумалась.

Выдернула косарь из ножен воина, ушла в предбанник, выковыряла ножом клинья, приоткрыла дверь, сунула клинок в сугроб. Подождала. Вернулась в парную, поднесла лезвие к губам мужчины, сама присела рядом.

– Вот лихоманка болотная, живой! Сталь-то запотевает! Выходит, дышит чудище. Токмо так слабо, что и не заметить…

– И что теперь делать, теть Зорь?

– Ты смотри, сталь-то какая добротная, – покрутила перед собой нож женщина. – Дорогого такая стоит. И меч сказочный, отродясь похожих не видала. Рукоять наборная, самоцветная. Да и весь поясной набор хорош. Рублей пять, мыслю, сразу дадут, не торгуясь. Кольчуга и вовсе на гривну потянет. В сумке поясной, верно, серебришко имеется.

– Теть Зорь…

– Может, раздеть его, пока никто не ведает, да в сугроб кинуть? – шепотом предложила знахарка. – Разом и разбогатеем.

– Не, теть Зорь, один раз по-недоброму мы разбогатеть уж попытались… – покачала головой Снежана. – Эвона чем кончилось. Давай теперь по совести?

– По совести его выхаживать надобно, – тяжко вздохнула знахарка. – А дело сие есть долгое и тяжкое. Да еще и неведомо, чем кончится. Он ведь сказывал, с богами в ссоре. Нешто ты, несчастная, из-за чудища неведомого гнев божий на себя вызвать хочешь? Говорю тебе, забрать надо добро да тело выбросить. Сие еще и за дело доброе зачтется, раз супротив небес чудище поперло!

Девушка промолчала.