Василий Горъ - Игрушка Двуликого

Отказывать ему в такой мелочи не было оснований, поэтому, встав, я неторопливо вышел наружу, сел на лавку, стоящую у самого края тренировочной площадки, и вопросительно уставился на жреца.

Голос Двуликого, в этот момент почему-то показавшийся мне до безумия старым, тяжело опустился рядом, невидящим взглядом уставился в темноту и тихонько заговорил:

– Когда-то, на заре времен, создав Горгот и населив его людьми, Боги заспорили о будущем. Нет, не о своем, Божественном, а о будущем тех, кого они сотворили. Молодой, поэтому излишне нетерпеливый и порывистый Нерегет, которого в дальнейшем стали называть Вседержителем или Богом-Отцом, с пеной у рта доказывал остальным, что единственной целью, к которой должны стремиться люди, может быть лишь Свет; воинственный и неудержимый Бастарз утверждал, что настоящие мужчины могут желать только Победы; его супруга, тихая и застенчивая Найтэ, собиралась вести смертных к Добру, а солнцеликая красавица Эйдилия жаждала одарить их Любовью…

Голос Арла, обычно резкий и полный силы, в этот раз звучал совсем по-другому – завораживал, увлекал и пьянил. Или не пьянил, а заставлял слушать.

…Накала в этот спор добавляли и другие Боги – Ларрат, даже в те дни не думавший ни о чем, кроме собственного удовольствия, подначивал всех и каждого, Даттар заунывно твердил о том, что Будущего можно достигнуть только в том случае, если люди живут в Мире и Спокойствии, Фар’ташш привычно поддерживала мужа [233] , а Хэль едко подшучивала над каждой неудачной фразой.

Молчала только юная красавица жена Вседержителя, сладкоголосая Лэйара. Да и то потому, что прислушивалась к шевелениям ребенка, которого носила под сердцем.

Долго ли, коротко ли длился спор, неизвестно. Известно лишь только то, что когда в Чертогах Девяти заискрился воздух, а небо над Горготом затянуло непроницаемо-черными тучами, гневные выкрики Богов и Богинь прервала тихая фраза Лэйары:

– Зачем спорить о том, что будет ПОТОМ? Покажите свою силу здесь и сейчас…

Боги на миг прервались, посмотрели туда, куда указывала девушка, и на миг потеряли дар речи: на небольшой полянке, расположенной в паре перестрелов от какого-то тракта, творилось сущее непотребство – полтора десятка лесовиков, только что ограбивших торговый караван, праздновали победу, накачиваясь украденным вином, пытая плененных мужчин и ссильничая женщин.

Первым в себя пришел Снежный Барс: гневно нахмурил брови, вскинул десницу – и из ближайшего городка по направлению к опушке вылетела сотня вооруженных до зубов солдат. Чуть позже очухались Нерегет, Найтэ и Даттар – первый, потемнев лицом, отвернулся от поляны, процедив сквозь зубы, что твари, которые могут творить такое, никогда не увидят Свет, вторая заплакала, а третий спрятал лицо в ладонях, не в силах смотреть на то, что творили смертные.

Минуло время, отпущенное на ожидание, и в лагерь лесовиков ворвалась Смерть: клинки солдат, поднимаясь и опускаясь, пластали на части все, что могло шевелиться, арбалетные болты пробивали спины пытавшихся спастись, и вскоре на поляне не осталось ни одного живого ката [234].

– Твари, утратившие все человеческое, мертвы… – гордо заявил Бастарз и, ехидно посмотрев на Даттара, добавил: – Теперь там воцарились мир и спокойствие!

– Души тех, кому пришлось пережить самую сильную боль, – в моих чертогах… – негромко буркнула Хэль. – Там им никогда не придется вспоминать о пережитом…

– Трое самых осторожных лесовиков все-таки сбежали… – хихикнул Ларрат. – Вот что значит ниспосланная мною Удача…

Остальные кинули на поляну еще один взгляд и предпочли промолчать: дорезав раненых лесовиков, воины принялись делить добычу, и через некоторое время с поляны снова послышались истошные крики насилуемых женщин. На этот раз – бывших подружек лесовиков…

– И чем эти звери лучше тех, которых ты убил? – угрюмо поинтересовалась Лэйара у своего мужа. – Воины грабят, ссильничают и убивают точно так же, как и лесовики! Хотя… нет, не так же – те, кого ты прислал, лучше обучены, организованнее и опаснее…

– Виновные получили по заслугам… – возмутилась Найтэ. – А эти… эти просто не смогли остановиться…

– Вот оно как… – нехорошо прищурилась Лэйара, а затем уставилась на мужа: – А что скажешь ты, дорогой?

Нерегет, все это время пялившийся на солнце, равнодушно пожал плечами:

– Ничего нового – среди тех, кого я там вижу, нет никого, кто достоин моего внимания. Значит…

– Значит, так… – перебила его речь супруга. – Мне с вами не по пути: тем, кого мы создали, нужно не будущее, а настоящее, причем только то, в котором есть не сиюминутная, а Истинная Справедливость! Поэтому я ухожу. И приложу все силы, чтобы сделать для них хоть что-нибудь…

В ту же минуту Лэйара ушла, а возмущенные ее словами Боги стали называть девушку Отступницей…

Закончив рассказ, жрец уставился мне в глаза – видимо, ждал хоть какой-то реакции на то, что Двуликий на самом деле девушка. И не дождался – единственными девушками, до которых мне было дело, были Ларка и Мэй.

– Двуликая – не Бог, а Богиня. И с самого начала времен несет нам Истинную Справедливость… – через какое-то время буркнул Арл. – А считать ее мужчиной начали люди. Впрочем, мы, ее жрецы, не возражаем – мужчин почему-то боятся больше. Хотя, на мой взгляд, некоторые женщины в разы опаснее…

С трудом заставив себя вдуматься в то, что он сказал, я вскинул взгляд к лику Уны и повернулся к Арлу:

– Почти полночь… Я прошел свой Путь и хочу получить обещанное…

Несколько долгих-предолгих мгновений жрец смотрел мне в глаза, затем кивнул, тяжело оперся на колени и встал:

– Следуй за мной…

Я представил себе лицо Мэй, мысленно попросил у нее прощения за то, что не уберег, и, вскочив на ноги, пошел за Арлом к белой двери храма…

…Как обычно, главный зал утопал во тьме. Свет единственной свечи, прорывающийся сквозь замысловатые щели прорезного каменного светильника, по традиции висящего в правом дальнем углу, освещал лишь некоторые участки стен, часть потолка и половину фигуры Двуликой.

В этот раз скалящийся череп Богини, ее пожелтевший от времени костяк и Серп Душ [235], зажатый в деснице, не произвели на меня никакого впечатления – я был уже мертв и не ощущал ничего, кроме нетерпения.

Добравшись до подножия статуи, Арл шевельнул рукой, приглашая меня занять место за его плечом, затем возложил руки на молельный шар и застыл. Минут эдак на пять. А когда закончил общаться с Богиней-Отступницей, медленно повернулся ко мне и вскинул вверх свой жезл:

– Кром по прозвищу Меченый! Ты служил Истинной Справедливости не телом, а душой от первого и до последнего Шага своего Пути. И теперь я, верховный жрец Двуликой, буду говорить ее голосом!