Дмитрий Манасыпов - Охотник за головами

Чуть позже, когда они с матерью жили в двух крохотных комнатенках, которые им сдавал старый ростовщик, смерть пришла снова. Мать зарезали днем, когда Клиггер работал в канцелярии городских ворот. Туда хмурого тощего паренька взяли неожиданно быстро, поручив ему чистку старых использованных пергаментов, заточку перьев и заготовку чернил. Вернувшись домой, увидел кровь, густой красной коркой покрывавшую то, что осталось от матери. Что случилось с ростовщиком, жив он или нет… Клиггеру было неинтересно. Тогда он полностью и навсегда остался один. Где жить, после того как злая и горбатая дочь ростовщика выгнала его на улицу? Денег, которые он зарабатывал, едва хватало даже на то, чтобы снимать каморку в ночлежке. А еда, а платье с обувью?

Но потом… потом был поздний осенний вечер. Клиггера, бредущего по узкой улице, окликнули из кареты, богато украшенной и с гербом. Сев в нее, ему пришлось напрячь зрение, но так и не удалось разглядеть лицо старика, сидящего напротив. Разговор был долгим, все объяснившим и поставившим на свое место. Запомнилось немного. Хриплый голос, надменность, сквозь которую сквозило любопытство и боязнь чего-то. С этого времени жизнь Клиггера изменилась.

У него появился собственный небольшой домик в университетском городке, пожилой слуга, немного постоянных денег, молочница три раза в неделю и мясник по субботам. Чистое белье, кровать практически без клопов, удобная обувь. И соседи-студенты, дети аристократов, чистопородные дворяне из самого Тотемонда и окрестных княжеств. Чванливые, зазнавшиеся, плюющие на него. Очень похоже на прошлую жизнь, очень. Только вместо «ублюдок» эти говорили «бастард». Они думали, что все это им никогда не аукнется. Что смешной худющий парень, который даже не умел владеть простым «кабаньим» мечом, только и может, что избегать стычек. Что у него нет никаких чувств и он не может возненавидеть их, не считавших Клиггера полноценным человеком. Они ошибались, как все вместе, так и по одному.

Время Клиггера пришло семь лет назад, когда пожар войны дошел до Тотемонда, и те, кто хотел изменить свою судьбу, схватили ее за длинные волосы. Четыре года промелькнули перед глазами, сворачиваясь в вихрь кровавой бури, слез, страданий и криков его «подопечных». Иногда, в то время, как палачи поджаривали очередного бывшего соседа, на Клиггера накатывало волной ощущение собственного превосходства и всемогущества, которого он добился не с помощью своего неизвестного отца, а сам. Только сам.

С годами это чувство не притупилось, хотя сильнее стали любовь и страсть к страданиям других. За эти качества, о которых мало кто мог подозревать, его и ценили в префектуре. И поэтому именно ему, слабохарактерному и мягковатому Дрееке, добряку и философу снаружи, палачу и садисту внутри, доверили проведение заключительной стадии операции.

– Мейстер Дрееке, нам нужно поговорить с вами, – ступая неслышно, как лесной кот, подошел старший следопыт, Вален, – нам кое-что не до конца ясно.

– Если вам что-либо не ясно, следопыт… – Клиггер еле сдержал себя, чертов мужлан помешал его мыслям, – то я, конечно же, проясню вам все неясные моменты.

Он повернулся, изобразив обычную, сдержанную улыбку:

– Пойдемте, Вален, ведите.

Хрустнул валежником и пошел за Валеном, беззвучно чертыхаясь, ведь чуть было не сорвался. В такие минуты ему редко удавалось быстро прийти в себя и натянуть свою обычную маску, и лишь из-за важности задания Клиггер смог это сделать немедленно. А накопившуюся за три спокойных года мизантропию можно выпустить завтра. Клиггер даже зажмурился от удовольствия, припомнив картины прошедших военных лет.

В стороне от солдат, отдыхающих с дороги, собрались старшие групп. Некоторых из них Клиггер знал по имени и в лицо: Сольен Швартберг – командир рейтар, Дайин Креест – командир летучей конной группы, Зельц – заместитель начальника разведки, и, естественно, сам главный шпион и диверсант, лучший из лучших, Штерн Росомаха.

«Тупое животное, – вновь хлестнула внутри волна злости, – надеюсь, ты сам завтра напорешься на столь превозносимого тобой Освальда».

С Валеном, Сухарем и Блетвольдом, старшинами следопытов, его познакомили по приезде. Правда, запомнил Клиггер только Валена, а вот кто есть кто из двух оставшихся, он так и не потрудился понять. Все они казались Клиггеру на одно лицо. Незаметные фигуры в рванье зеленого цвета и с рожами, измазанными чем-то бурым.

– Все готово, мейстер, лучников расставили, меняются каждые три часа, – доложил рослый детина Зельц, чуть подергивая старым шрамом на щеке, – до утра никто не выйдет.

– Если и выйдет, – усмехнулся рейтар, – далеко не уйдет.

– Рад профессиональной постановке вопроса, господа. – Клиггер довольно кивнул. – А что же вам не ясно в задании господина префекта?

Присмотревшись, насколько позволял свет от полной луны, секретарь понял, что никто не хотел задавать вопрос первым, хотя было видно, что он так и вертится у всех на языке. Военные мялись, дисциплина не позволяла задавать щекотливые вопросы, да и не хотелось становиться дураками в глазах начальства. Лесовики молчали, то ли от врожденного немногословия, то ли от приобретенной с годами недалекости. Невозмутимый и вечно хмурый Швартберг первым переборол себя:

– Мейстер Дрееке, нас интересует, м-м-м, как бы это лучше выразиться…

– Да кончайте вы деликатничать, Сольен, – не выдержав, все-таки сорвался Клиггер. – Говорите яснее, а не мычите, как бык перед случкой!

– Некрасиво выражаетесь, господин секретарь, – скрипнул зубами солдат, – мы всего лишь хотели узнать, насколько велик предел ваших полномочий и каковы наши возможности в этой операции

– Нашим людям нужно знать, как вести себя в деревне, – Креест, друг Швартберга, злобно посмотрел на секретаря, – мы пока на территории Тотемонда, и эти люди, которые там внутри… Вообще-то, мейстер, наша обязанность – защищать их на границе, а не сторожить их сладкий сон, сидя с луками под их окнами.

«Ты зарвался, Дрееке, и никто не помешает одному из них шандарахнуть тебя завтра по голове. – мелькнуло в голове Клиггера. – Причем шандарахнуть тяжелым, острым и металлическим». К этой мысли тут же присоединилась другая, о личном задании префекта, за которое ему светило получить немалый денежный доход, а главное – укрепление доверия и возможный служебный рост. Терять это явно не хотелось, поэтому извинений не избежать. Как бы ему не претило подобное!

– Прошу простить меня за вырвавшиеся непотребные слова, – Клиггер улыбнулся своей самой виноватой улыбкой, – всему виной непривычная обстановка и волнение перед завтрашней операцией. Сами понимаете, что куда мне, человеку судейскому, тягаться с вами в крепости нервов.