Мила Коротич - Терракотовые сестры

– Я – бывший археолог, ты знаешь. И пока добралась сюда с того треклятого озера на индейских территориях, насобирала кучу легенд и верований про этого Спасителя. Каждая раса здесь верит в него по-своему, но все ждут, что он вот-вот придет, чтоб освободить их, спасти страждущих и стонущих под гнетом жизни тварей. И тут намешана куча атрибутов, поразительно напоминающих Христа. Только с одной оговоркой. И звучит она так: «Если не знаешь, с чем сравнивать!» Не знаешь первоисточников.

– Это что-то очень заумное, – отмахнулась Казакова. – Все, кто живет, хотят жить хорошо. Или чтоб другие хотя бы жили так же плохо, а то и хуже. И практически любое божество…

– Давай я тебе на примере объясню. Аналогию проведу, а ты тогда уже будешь меня перебивать, – зыркнула Говард. – Жизненный такой пример. У нас в приюте девочка одна была Аннет. Тощенькая, слабенькая, маленькая, голубоглазая и хилая даже по нашим меркам. И вечно ей от всех доставалось. Но, по ее словам, у нее был старший брат. «Вот придет мой Робби, – говорила она, когда совсем уж сил не было выносить сиротскую жизнь, – и всем покажет, а меня к себе заберет. Только он сейчас далеко, в армии. Но он придет, вот увидите».

И правда, иногда ей приходили маленькие посылочки с казенными штемпелями. С ерундой разной, но для нас, совсем одиноких, и это было чудом. Жизнь Аннет ни рассказы, ни посылки не меняли: как гнобили ее окружающие, так и гнобили дальше. Только один раз Аннет расцарапала в кровь лицо нашей главной задире. Когда та сказала, что ее Робби – бред убогого воображения и не существует его вообще. Но однажды Робби действительно пришел. Большой, высокий. В военной форме. С понимающими глазами. Один кулак с голову сестренки. Конечно, мы обалдели. Но мне от его взгляда страшно стало.

Принес Робби сестренке белое платье и ободочек для волос с тюлевыми цветами и бусинками. Взял он Аннет за полупрозрачную ручку и увел из приюта, сказав, что сам теперь о ней будет заботиться и защищать, на правах старшего брата. Сиротка наша так и светилась счастьем.

А через полгода я прочла в криминальной хронике, что в заброшенном доме была найдена десятилетняя девочка со следами многочисленных побоев и неоднократного сексуального насилия. По мнению экспертов, смерть наступила в результате передозировки наркотиков. По мнению тех же экспертов, на игле девочка сидела не меньше полугода. Следователь после заявил, что по подозрению во всех перечисленных мерзостях задержан опекун жертвы, и у следствия есть основания полагать, это не единственный подобный случай на совести подозреваемого.

И две фотографии под статьей: Аннет и Робби. Девочка – все в том же белом когда-то платье. И с очень счастливым выражением лица.

– Так вот, – Мэри Лу впилась ногтями в ладони, – я понимаю, что Аннет хотела счастья и лучшей жизни. Я понимаю, что Робби – сволочь или маньяк. Но также я знаю, что прежде чем вложить ее руку в ладонь смерти, попечители нашего приюта должны были все проверить. И если они знали о странностях и многочисленных «эпизодах», да даже об одном, они должны были костьми лечь, но не отпускать Аннет. Подумай, для чего я тебе это рассказала. Тут очень простые аналогии. – Говард почти вплотную подошла к Маше. Но та молчала, ошарашенная. Мэри Лу присела на край ее кровати и попыталась еще раз:

– Дьявол – это обезьяна Божья. Потому что не способен придумать что-то свое. А потому подделывается под Бога и прячется в деталях. Это еще в Средние века отцы церкви сформулировали. Понятно? – Казакова не сказала ни слова. Все слишком невероятно, похоже на страшные истории в темноте. Но с другой стороны, не более невероятные, чем события последних дней. Только чуть более масштабные. Ровно на размер одной вселенной.

Не найдя отзыва на свою понятную аналогию, Мэри Лу тут же зашлась в жалости к самой себе:

– Ты и не представляешь, что такое подставить человека, который спасал тебя не раз и не скрывал своей любви. С которым делили даже воздух.

«Вот это она о Фархаде или об Аннет?» – только успела подумать девушка, как причитания усилились:

– Я сейчас готова себе руку ржавой пилой отрезать, а потом заново приделать степлером, если это поможет вернуть…

В эту ночь Казакова не спала и слушала.

– Знаешь, что я поняла? Что если думать только о себе, то однажды не останется никого, кто подумает о тебе. Просто никого не останется. Вымрут все. Здесь на Аррете такое вполне себе получится. Да и везде, наверное. А еще я думаю: зачем все? Зачем все эти гонки, этот долбаный Аррет, эти жертвы и потери? Должна же быть какая-то цель, если ради нее мы приносим такие жертвы! И может быть, моя или твоя цель в том, чтоб не дать увести сиротку негодяю, а?..

Долго Маша слушала. А потом не выдержала и сказала:

– У каждого из нас есть что прятать, и чужая душа – потемки. Но ты не рви свою душу-то и мои мозги. Уже которую ночь одно и то же твердишь. И мне тоже есть кого оплакивать. А уж «зачем?», а что делать?» и «кто виноват?» – наши русские национальные интеллигентские вопросы. Я вот тоже думаю, для чего я тут. Что во мне такого важного, что вот уже, по моим подсчетам, я неделю болтаюсь между мирами и везде меня хотят кому-то отдать, не объясняя и не спрашивая. Ты спрашиваешь – зачем? И хочешь ответ сейчас. А я недавно пришла из мира Альтерры, и моя сестра Мэй там тоже долго мыкалась, но научила не спешить, не гнать драконов. Жизнь, она сама в свое время даст ответ. Ты живи и приглядывайся, и надежда всегда есть.

И тут Маша получила в лоб подушкой. Тощей, самодельной, считавшейся роскошью здесь, на Аррете, где даже просто кровать была не у всех.

– Надежда! – злобно сверкнула глазами Мэри Лу. – Белые говорят про надежду, и что? Ты, может, правда их предвестница? Хотя нет, такая лахудра, как ты, – куда уж тебе до вавилонской блудницы! На эту-то гребаную надежду спасюки всех и ловят.

– Чего? – возмутилась теперь Маша, залепив той же подушкой в ответ.

– Да ну тебя, коммунистка безграмотная! – И Мэри Лу отвернулась к стенке.

– Истеричка американская, – огрызнулась Маша. Но здоровая злость, проявившаяся в Мэри, ее порадовала, успокоила. Появилась надежда поспать. Но молчала Говард недолго.

– Я думаю, крот – Изам. А ты?

Казакова сделала вид, что спит, чтоб не отвечать. Тишина ночи вошла наконец и в комнату женщин. Только через несколько мгновений Маша осознала, что с ней вошел и тихий, ритмичный звук – далекое монотонное позвякивание цимбал. А затем взрыв и звук шофара сломали все планы.

Фархад вытер пот со лба – работа окончена. Вот он, новый боевой механоид, вот – прекрасная боевая машина, способная разбивать каменную кладку и одновременно взбираться по самым крутым склонам. Таких у армии Спасителя уже шесть. Они полезут по неприступным склонам крепости во славу Спасителя и его дела! Ужас будут внушать они врагам!