Василий Горъ - Меченый

– Света в тебе намного больше, чем в любом из монахов Ордена Вседержителя! Просто не каждому дано его увидеть.

Мне стало не по себе. И не из-за ее слов – просто я вдруг почувствовал, что лед, сковывавший мою душу все эти годы, куда-то исчез. А вместе с ним куда-то пропали и воспоминания, почти безостановочно терзавшие мое сердце.

Почувствовав мое смятение, леди Мэйнария ласково прикоснулась к моему плечу и виновато вздохнула:

– Не обижайся на меня, ладно? Мне просто ужасно захотелось увидеть, как ты улыбаешься.

Пару десятков ударов сердца я вглядывался в ее лицо и искал хоть какие-то признаки неискренности или лукавства. И не нашел. А когда она подняла взгляд и посмотрела мне в глаза, я неожиданно для себя сказал ей спасибо.

– Спасибо, Мэй, – дернув меня за большой палец, улыбнулась она. – И перестань называть меня на «вы»!

«Пятьдесят ударов батогами или усекновение языка…» – мелькнуло в голове.

Видимо, леди Мэйнария вспомнила то же самое, так как стрельнула взглядом в сторону Лобной площади и зябко поежилась:

– Но только не на улице, ладно?

Вместо ответа я подошел к двери лавки и потянул ее на себя:

– Прошу, ваша милость!

Увидев родовое кольцо рода д’Атерн, портной, впавший в ступор при виде Бездушного, мгновенно пришел в себя и… забыл про мое существование – он дважды сложился в поясном поклоне, расплылся в ослепительной улыбке и сложил пухлые ручки на объемистом животе:

– Вседержитель смотрит на вас, ваша милость: вы пришли к человеку, который способен пошить для вас все, что угодно! Начиная от бального платья, в котором вы очаруете даже его величество короля Неддара, да хранит его Бог-Отец, и заканчивая нарядом для прогулок инкогнито, в котором вас не узнает даже родной отец.

При упоминании о погибшем отце леди Мэйнария закусила губу, потом тряхнула головой и улыбнулась:

– А этот самый человек умеет шить быстро?

Лаун Чернобородый затряс головой:

– Умеет, ваша милость: не далее как прошлой осенью он сшил для графини Ирригард совершенно потрясающий охотничий костюм, всего за одну ночь!

Леди Мэйнария удовлетворенно улыбнулась и повернулась ко мне:

– Иди… Только ты там недолго, ладно?

Я кивнул, потом многозначительно посмотрел на двух дюжих мужиков с нашивками гильдии охранников, подпирающих стены по обе стороны от прилавка, и, дождавшись правильной реакции на свой взгляд, вышел на улицу.

Без баронессы д’Атерн залитая солнцем улица показалась мне тусклой и холодной. А взгляды уставившихся на меня прохожих – в разы более ненавидящими, чем обычно. Мысленно усмехнувшись такому ощущению, я спустился с невысокого крыльца, мрачно зыркнул на недостаточно быстро посторонившегося мужика и побрел в сторону Черной слободы – пристраивать кольца с ожерельями.

Первые минут десять отсутствие леди Мэйнарии было еще терпимым. А когда я свернул на улицу Висельников и наткнулся взглядом на рыжую шевелюру какой-то мордастой тетки, у меня оборвалось сердце – я явственно ощутил, что с каждым шагом удаляюсь от единственного человека, увидевшего во мне Свет. И пытающегося хоть как-то скрасить мое существование.

«Я недолго…» – переиначив ее просьбу, пообещал себе я, с трудом оторвал взгляд от рыжих волос и прибавил шагу.

Увы, недолго не получалось – во второй половине дня часть Ремесленной слободы, примыкающая к ярмарке, превращалась в одно сплошное людское море, и двигаться быстрее стиснутого заборами потока было почти невозможно. Поэтому минут через десять непрестанной толкотни я почувствовал, что закипаю.

Меня бесило абсолютно все: телеги, которые приходилось обходить, старики и старухи, еле переставляющие ноги, отвращающие знаки, на которые я никогда не обращал внимания, и даже стражники: увидев мой посох, они окидывали взглядом толпу вокруг меня и, не найдя ни жертвы , ни ключа , равнодушно отводили взгляды! Тем самым напоминая мне о леди Мэйнарии и о том, что в мое отсутствие ее «охраняют» люди, которые не имеют к ней никакого отношения!

«Тащить ее в Черную слободу было бы намного опаснее…» – попробовал успокоить себя я. Но неудачно: вместо того, чтобы дать мне успокоение, эта мысль разожгла ненависть к тем, кто мог косо посмотреть на баронессу. Или, не дай Двуликий, прикоснуться к ней пальцем.

В общем, к моменту, когда я пересек границу городского дна, я пребывал в состоянии неконтролируемого бешенства. И это сразу же сказалось на скорости моего передвижения: обитатели Черной слободы, привыкшие чуять угрозу за перестрел, убирались с моего пути раньше, чем я их замечал; вышибалы таверн, не боящиеся никого и ничего, заходили внутрь охраняемых заведений или отводили взгляды. А те, кого Всевышний сподобил выйди из дому в тот момент, когда я проходил мимо, влетали обратно. И с грохотом захлопывали двери, искренне надеясь, что это оградит их от моего гнева.

Искомое – лавка с покосившейся вывеской, на которой была намалевана зажженная свеча – нашлось на улице Дохлой Собаки. Пятно от краски, поставленное рядом с подсвечником и напоминающее ключ, лежащий бородкой вверх, почти выцвело. Однако исправно сообщало посвященным, что в этой лавке готовы купить краденое. Причем по очень хорошей цене.

«Посмотрим…» – мрачно подумал я и вошел внутрь.

Увидев меня, здоровяк, стоящий за прилавком, заваленным свечами разной толщины и размера, нервно сглотнул и растерянно захлопал глазами:

– Вам… э-э-э… с-свечей?

Вместо ответа я сложил пальцы левой руки в замысловатый знак, некогда показанный мне Роландом Кручей, и дважды моргнул левым глазом.

Серый недоверчиво посмотрел на меня и, довольно быстро сообразив, что сомневаться в словах и жестах Бездушного вредно для здоровья, залепетал:

– А-а-а!!! Н-ну, и ч-что у вас там есть?

Я полез за пазуху, вытащил сверток с трофейными драгоценностями и положил его на прилавок.

– М-можно посмотреть?

– Угу…

– С-сейчас.

Минуты две в лавке было тихо: скупщик старательно изучал камни, закатывал глаза и шевелил на редкость толстыми губами. А потом принял решение – ожерелье с рубинами переместилось к его локтю, а остальное пододвинулось ко мне:

– Это взять не смогу: не хватит денег.

– Сколько дашь за ожерелье? – поинтересовался я.

Здоровяк вытер вспотевший лоб и, давясь словами, прошептал:

– Шесть де-десятков и с-семь… в-вернее, даже во-о-осемь… желтков …

Сумма была более чем приличной: на эти деньги можно было прожить в «Королевском Льве» еще пару десятин. Почти ни в чем себе не отказывая. Поэтому я согласно кивнул:

– Я тебя услышал.

– С-сейчас! – облегченно выдохнул скупщик, метнулся к небольшой дверце, в которую я не смог бы протиснуться даже боком, и дважды врезал по филенке: – Ряха! Дуй сюда, живо! Где тебя носит, скотина?!