Инна Живетьева - Вейн

Протарахтел грузовик. В кузове сидели мужчины, в кепках и пиджаках, но с оружием. Грузовик рявкнул клаксоном, напугав тетку с мешком.

На площади перед горсоветом отчаянно гудела «букашка» и матерился шофер. Он не мог выехать, на перекрестке столкнулись телеги. На крыльце стояли парни лет по восемнадцать, с повязками на рукавах. У одного на плече висела винтовка, и он старательно закрывал ладонью просверленный патронник. Винтовка была учебная. На задах за горсоветом что-то жгли, поднимался дым. Горело и на западе, там, где склады.

Возле кинотеатра «Родина» стояла толпа. Распахнув окно, на подоконник взгромоздили радио, обычно игравшее в вестибюле. Оно передавало бравурные гимны. Никто не расходился, чего-то ждали.

Промаршировала рота. В последних рядах шли безоружные штатские. Старлей часто на них оглядывался и командовал зло:

– Подтянись!

Не выдержав, Егор снова побежал. Перед глазами мелькали черные мушки, воздух с хрипом вырывался из горла.

Вот и дом. Заперто. Шторы на веранде задернуты. Где мама? Ушла на рынок? Нашарил под крыльцом ключ. Торопясь, с трудом попал в замочную скважину и отпер дверь. Влетел в прохладный сумрак, пахнущий свежим вареньем и мятой. Не разуваясь, побежал в комнату, заметив мельком – маминой сумки нет.

На столе белела записка, она бросилась в глаза с порога. Егор наклонился, не решаясь взять листок в руки. «Дорогие, не теряйте, поехала в Лучевск. Буду послезавтра, в среду. Егорушка, если вернешься раньше – в погребе, на леднике, котлеты. В шкафу макароны. Свари, не сиди на сухомятке. Люблю, ваша мама-Ола».

Егор с размаху опустился на диван, жалобно скрипнувший пружинами.

Так, сегодня вторник. До Лучевска шесть часов поездом, и утренний давно ушел. Попутки наверняка забиты. Идти пешком? Но зачем? Мама уехала, это главное. А его место тут.

Егор снял телефонную трубку. Гудков не было слышно. Подергал рычаги, проверил розетку, но телефон не ожил. Отключили? Обрыв линии? Закаменевшая тишина казалась такой осязаемой, что он торопливо бросил трубку. Так, спокойно! Нужно найти удостоверение ГТО и вернуться на площадь. Где-то должны формировать ополчение, а серебряная воинская ступень кое-что значит… Черт, оно же осталось в рюкзаке, там, в лагере! Без документов оружие не дадут. Выставят, чтобы не путался под ногами, и все. В крайнем случае пошлют рыть окопы. Нет, так не пойдет. К отцу, вот где он будет при деле!

Запер дверь. Ключ под крыльцо прятать не стал, сунул в карман. Вышел за калитку, но вместо того, чтобы свернуть направо, пошел в другую сторону, к дому майора Карагарлицкого.

– Эй, паренек! Как тебя…

За забором топталась тетка Лоза.

– Слышь, правду говорят, война началась?

Она смотрела со страхом, прижав к груди широкую руку с набрякшими венами.

– Да, правду.

– Батюшки! Чего теперь делать-то? А?

Было жутко произнести это, но отец не стал бы паниковать зря.

– Уходите.

– Да как же? А куда я корову? Кормилицу-то мою куда?

– Уходите, – глухо повторил Егор.

– Да неужто пропустят? Вона гарнизон какой! Да ты что такое говоришь! И не стыдно?

Егор побежал, в спину ему летели проклятия тетки Лозы. За углом сбавил шаг. От усталости и голода подташнивало.

У Карагарлицких не открыли, зря расшибал о дверь кулаки. Майор, конечно, в части. Талкина мать в школе, а сама Талка может носиться где угодно.

В соседнем доме вдруг закричали, и сразу же послышался размеренный мужской голос – радио выкрутили на полную громкость: «…атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города».

Быстро, к отцу!

Егор был почти в десяти километрах от городка, когда услышал за холмами густой шум. Метнулся к дороге и упал за кусты. Чувствовалось, как вздрагивает земля.

Первыми ехали мотоциклисты. В черной форме с серебряными нашивками, без касок. Как на параде. Следом – легкие «универсалы» с короткими хоботками пулеметов. Егор спохватился и начал считать. Шесть. И два танка. Прут, расплющивая дорогу гусеницами. Восемь грузовиков с солдатами, еще четыре закрыты тентами, что там – не разобрать. Замыкающими снова мотоциклы – четыре штуки.

На «командирских» – пятнадцать ноль семь.

Осела пыль, но Егор все лежал за кустами. Поглядывал, как движется минутная стрелка. И дождался. Со стороны Верхнелучевска послышались выстрелы. «Так вам, так!» – повторял Егор.

Он отполз к лесу. За березняком начиналась тропинка, которой пользовались, чтобы срезать дорогу к реке. Сначала вдоль оврага (можно выбрать тальник на удилище), потом на другую сторону по скользкому, поросшему мхом бревну. По вечерам в овраге распевал лягушачий хор и звенели комары. Сейчас тут стояла тишина. Бревно Егор проскочил с лету. Задыхаясь, взобрался на холм и кубарем скатился к воде.

Песчаный пляж сохранил следы босых ног и рубчатые отпечатки кроссовок. Валялись удочки, виднелся привязанный к колышку садок – в нем серебрились рыбьи бока. На выбеленной ветром коряге висела авоська с батоном и перьями зеленого лука. Трепыхалась, зацепившись за сучок, желтая Талкина косынка. Значит, ребята были тут утром. А потом? Вернулись в интернат? Тогда их наверняка эвакуируют, и Талка уедет вместе с матерью-учительницей. А ему, Егору, нужно остаться.

Присел на корягу, вытащил батон и сжевал половину, давясь сухой коркой. Вот ведь, война, а жрать все равно хочется. Вспомнился Макс, как стеснительно ординарец просил добавки. Мама улыбалась: «Мужчину с таким аппетитом приятно кормить». Как же так: Макса – и нет? Совсем нет!

«Не думать об этом», – приказал себе Егор. Связал одежду в узел, пристроил на голове и поплыл через реку. Обычно махнуть на ту сторону ничего не стоило, но сейчас руки еле шевелились. Слоистый глинистый берег с черными дырами ласточкиных гнезд медленно приближался. Отвесный, поросший сверху соснами, он казался неприступным. Наконец вода помутнела и пошла желтыми разводами. Егор, проваливаясь по щиколотки, выбрался на узкую полоску суши. Полежал, отдуваясь. Икры сводило судорогой. Сердце билось неровно, толчками. Уняв сердцебиение, Егор поднялся. Оделся, спрятав отцовскую бирку под грязной футболкой. По еле приметной тропке полез наверх, цепляясь за выступавшие корни.

Взобравшись, он огляделся. Над воинской частью дым стал редким, а в Верхнелучевске по-прежнему горели склады и, кажется, кирзавод.

Большая стрелка «командирских» придвинулась к пятерке. Прошло всего десять с половиной часов с того, как упала первая бомба, а зейденские войска уже подошли к городку. Ну как же так?!

Егор сбежал с холма, оскальзываясь на сосновых иглах, и двинулся в сторону границы. Шоссе обходил южнее, но все равно слышал, как проезжали мотоциклы и грузовики, странно редко для наступающей армии. Зло усмехнулся. Он не удивился, услышав стрельбу и разрывы гранат. Отец успел закрепиться в Старой крепости, а оттуда хорошо просматривается переправа. Вот только в нескольких десятках километров отсюда есть другое шоссе и другой, каменный мост…