Инна Живетьева - Вейн

Егор сел, нахохлившись и уткнувшись подбородком в колени. Запястье пристроил так, чтобы видеть циферблат «командирских». Повисли, выпав из-под футболки, бирка и амулет. «Я бы уже на стенку лез», – подумал Юрка. А этот даже ругаться не стал. Что за человек!

Вода манила прохладой, и Юрка, расшнуровав кроссовки, спустил в нее ноги. Защипало расцарапанные комариные укусы. Щекотнула ступню водоросль.

– Васька, ты где так загорел?

Вейн валялся на досках, раздевшись до пояса. Руки и грудь у него были бронзовые – точно под контур майки, остальное тело едва начало темнеть.

– Да так, вляпался, – лениво ответил Иванцов. – Думал, ориентиры подойдут, а не цеплялись. Попер, как салага, наугад. Вывалился, обратно никак – узел пульсирующий, зараза. Так я в нем две недели жил. Отлить в сторону боялся, куда уж… Жуткие гады водились! – Васька приподнял руку, демонстрируя шрам. Бугристый, он тянулся от запястья к локтю, расходясь в конце натрое. – Во, на зуб попробовали.

Юрка почесал ожог под глазом. Задумчиво хмыкнул.

Подплыла рыбка, коснулась ноги. От неожиданности он дернул большим пальцем, и серебристая тень метнулась на глубину.

– Васька, – позвал Юрка снова, – а ты, как срок, уйдешь или дома останешься?

– Какие интимные вопросы, – пробормотал вейн.

Заинтересовался Егор, поднял голову.

– Ну, серьезно, а? – не отставал Юрка.

– Не знаю. Такое с полтычка не решают. Ну, допустим, друзья у меня сплошь такие же, а родители? Куда я их дену? На Середину? Угу, пожилых в те бытовые условия и с тем уровнем медицины.

– В верхний перекинь, – предложил Юрка. – Где все тип-топ. Вкалывают роботы, счастлив человек.

– И что они там будут делать? Велика радость, на старости лет по поддельным документам и с легендой. Считай, в одиночку, я-то на месте не усижу. А дома с ними Кирка, она вряд ли уйдет. Если, конечно, замуж не выскочит за какого-нибудь аборигена. Девицы, они же того, – Васька приставил к виску большой палец и помахал растопыренной пятерней. – Повернутые на этом деле.

– Значит, останешься? – спросил Егор.

– Да не знаю я! Как представлю, хоть башкой об стену. Всю жизнь в одном мире – бр-р-р! – Вейна передернуло.

Юрка потрогал ногой цепь и чертыхнулся, ссадив палец об острый край ржи. Поинтересовался как можно равнодушнее:

– А бывает так, что уходят, а потом все-таки возвращаются? Ну, уже навсегда.

– Конечно. Правда, в основном по болезни, старости или ранению. Тех, у кого чистой воды ностальгия, меньше четверти. Нам специально актуальную статистику рассылают, чтобы представление имели.

– А там написано, сколько вообще из дома сваливают?

– Из активных вейнов около восьмидесяти процентов.

– Активных?

– Угу. Вейн – это же не только способности. Они, может, есть, да никогда не проявятся. Или проявятся, а человеку окажутся без надобности. Разные люди попадаются.

Васька говорил, словно оправдывая, но в голосе слышалось недоумение: как так, без надобности?

– Вейн – еще и характер. Чтобы желание было заглянуть: как там, черт возьми, за краешком? Чтобы… пятки зудели. И все дороги – твои! Вот вы знаете, – Иванцов сел и машинально провел по кобуре, проверяя застежку, – больше пятидесяти процентов бывших вейнов свою жизнь после срока построить не могут. Каждый второй! Кто спивается, кто начинает оловянных солдатиков коллекционировать, лишь бы чем заняться. Многие, конечно, пытаются в космоотряд или в глубинники, но там по здоровью жесткие требования, а у нас, сами понимаете, работа тоже не из легких. Организм изнашивается, особенно у поводырей. Так что… А кто и просто стреляется. Бах – и никаких проблем!

Васька поднялся, натянул майку. Юрка успел заметить длинный рубец поперек спины.

– Ну, чего сидим? Поехали дальше.

Качнулся плот. Полвздоха – солоноватая прохлада, вторая половина – сырой воздух, пахнущий лесом.

Дан рухнул на пол, как мешок с костями. Выругался шепотом – и расплылся в улыбке. Все кругом знакомо: шум моря, визгливые крики чаек, запах дегтя и ромашки, которой пересыпают иномирскую одежду, что хранится тут для вейнов. Сквозь оконное стекло виднелся причал с привязанными лодками. На берегу, широко расставив ноги, высился памятником лоцман.

Смог, Шэт возьми! Спасибо, пресветлая Иша!

Захотелось высунуть наружу голову и заорать, зная, что голос не остановят каменные громадины. Но оконце не открывалось, да и не обрадовался бы настоятель, услышав дурной вопль: «Получи-и-ило-о-ось!»

Дверь в кабинет оказалась запертой, и вейн стукнул в филенку.

– Эй, есть кто дома? – Голос пустил «петуха», чего не случалось уже лет десять. Дан хихикнул.

Послышались шаги. Щелкнул, повернувшись, ключ.

– Наконец-то!

Вейн удивленно задрал брови, глядя на взволнованного отца Михаила. Из глубины комнаты на Дана с любопытством таращилась светловолосая девушка. В руке она держала перо, видно, писала под диктовку отца-настоятеля. Дан улыбнулся, вспомнив, сколько часов сам провел на этом месте, отбывая наказание.

– Хельга, можешь идти, потом продолжим.

Девушка неторопливо поднялась и одернула поморскую рубаху, расшитую лодками и рыбинами. На поясе у нее Дан заметил нож, слишком хороший для монастырской воспитанницы. Хельга тряхнула головой, отбрасывая за спину косу, и вышла. Дверь едва успела закрыться, как настоятель огорошил:

– Во что ты втянул мальчика? Его ищут.

Шэт побери! И кто же вынюхал? Ведьма-жрица или ее братик?

– Сюда приходили ареры. Я успел отправить Юру в дальний скит, но они прорвались следом. Видит Создатель, я пытался их остановить, но сам оказался у лекарей. Когда поднялся… В ските никого, Евсей, их наставник, убит. Потом приходил Такер. Он рассказал, что видел Юру в Бреславле. Там о тебе и мальчике расспрашивали вооруженные люди.

Вейн ругнулся под нос. Все хуже, чем он думал.

– Что происходит, Дан? Во что ты впутал ребенка?

– Я впутал? Вот честное слово, отец Михаил, он сам ко мне первый присосался, как пиявка! Р-р-ребеночек!

Осекся под укоризненным взглядом настоятеля. Качнулась от соленого ветра штора, солнце ослепило на мгновение и снова угасло, спрятавшись за плотной тканью.

– Ну, хорошо, найду я его! – буркнул Дан. – Не знаю как, но найду и все исправлю. Пресветлой Ишей клянусь!

Бесшумно открылась дверь, и порог переступила Хельга. Потупилась, теребя косу.

– В чем дело? – нахмурился отец Михаил.

– Я подслушивала.

Дан хмыкнул. Раскаянья в голосе ни на медяк. А хороша! Губы сочные, хоть сейчас целуй. Брови черные, яркие под белой челкой. Глазищи темно-синие с прозеленью. Как морская вода на глубине.

– Отец Михаил… – пальцы зарывались в косу, распуская ее прядками. – Я подумала, а вдруг пригодится? Раз такое происходит.