Инна Живетьева - Вейн

– Хельга! Ты не сняла маячок!

– Ну… да!

За ночь крышу галереи разобрали и застелили дыру бумагой, на которой художник изобразил каменную кладку – в туманное утро и не отличишь от настоящей. Прыгай, вор! А не удержишься, тебя мягко примет груда перин. Не бойся, твоей жизнью рисковать не будут.

Ури свою роль сыграл отменно. Оун правильно повел разговор и выставил Дана из кабинета. Вейн, конечно же, унюхал узел. Все сбылось, как задумывали. И только она, Йорина, может оступиться. Как быстро истончилась связь! Еле ощутима – тень, память того, что вор владел даром. Как непрочен след! Вместо каменного моста, по которому водила отряд, – тонкая нить, натянутая над пропастью. Выдержит ли двоих?

Йорина замерла в оконном проеме. Влажный туман поднимался из расселины и заставлял подрагивать живот, холодил под сердцем. Рядом стоял Оун, и жрица чувствовала его запах. Никто другой не унюхал бы, а она в полной мере осознавала, как волнуется глава Воинского Совета.

В соседней комнате загремело железо о камень – вейн вытащил заранее обточенный прут. Йорина с силой закусила губу, чтобы не крикнуть: «Остановите его!»

Дан выбрался наружу и повис, навалившись животом на подоконник. Жрица подалась назад, следя, чтобы и краешек одежды не выдал ее присутствие. Оун больно сжал локоть. Пальцы словно тиски, да только вся мощь тренированных мускулов может оказаться напрасной.

Сдавленный крик – Дан ринулся в узел. Хоть и ждала этого, все равно вздрогнула, и одновременно с ней вздрогнул мир, пропуская вейна.

Один, два… Считала биение сердца – чтобы не слишком рано и не слишком поздно. Три, четыре… Пусть вор уйдет, не почуяв слежку… Шесть, семь… и не растает тонкий, еле уловимый запах, за который Йорина готова заложить половину души… девять, десять… Да что половину – всю!.. двенадцать, тринадцать… Истончается след, того и гляди порвется, полетит осенней паутинкой… пятнадцать, шестнадцать… Пальцы Оуна мнут локоть… восемнадцать… Пора!

Прыгнула, на долю мгновения захлебнувшись ужасом – не получится! Но закружились пространства, свиваясь коконом. Мотнуло из мира в мир – вспыхнуло солнце над песчаными дюнами и тут же растеклось нестерпимым жаром, оплавляя черные стены, – мотнуло и выбросило сюда, в маленькую комнатушку. Успела увидеть, как закрылась за вейном дверь.

Йорина приникла к косяку, смиряя колотившееся сердце. Его стук заглушали голоса:

– …из узла в узел. Мне нужно попасть хотя бы в один, который он прошел, – юный, девичий, звенит от волнения.

– Бреславль?

Это сказал Дан.

Неслышно шагнул ближе Оун, но Йорина выставила руку, заставляя воина вернуться на место.

– Отец Михаил, я уже не ребенок!

– Вот именно. Ты – юная девица. И хочешь, чтобы я отпустил тебя с этим?

– Ну знаете ли! – Дан от возмущения, кажется, вскочил. Скрипнули доски, послышались шаги.

– Я могу за себя постоять! Я – вейна! Я не просижу всю жизнь под вашим крылом!

Жрица скользнула к противоположной стене, обходя отмеченный каменной плитой узел. Тут, за плотным занавесом, висела одежда – все больше ношеная, мужская и женская, разных размеров и фасонов. Оун подал руку, помогая шагнуть на скамеечку с обувью. Йорина встала между дорожным плащом и платьем. Опустился полог. Теперь придется полагаться только на слух. Глухо доносился шум моря – волны перебирали гальку, обтачивая края. То разгорался, то затихал спор за дверью. Зашуршала ткань – это шевельнулся Оун. Нашарил ее руку и стиснул запястье. Пальцы горячие и твердые, но странно робкие для воина. Жрица раздраженно отстранилась.

– Не сейчас. Как только я шагну к узлу.

Резкий выдох сквозь сжатые зубы. Густо запахло багульником, и Йорину кольнуло чувство вины.

«Хорошо, – загадала она, – если все получится, я соглашусь». Оун – сильный, здоровый мужчина. Преданный. Умный. Крепко держит власть. Он заслуживает чести стать отцом новой жрицы Йкама и будет ей надежной опорой. Хватит корить его за то, что случилось с Эриком!

«Слышишь, Двуликий?»

Токовала птица. В едва тронутом сумраком воздухе светились силуэты берез. Густо темнели сосны.

Васька стянул бандану и выбил ее об колено.

– Все, конечный пункт. С прибытием.

Он сказал это так просто, что Егор не поверил. Запрокинул голову. Справа уходил вверх холм, поросший осинником. За холм опускалось солнце, и пасмурное небо меняло окраску, отливая тревожно-алым.

– Юрка, – позвал Егор шепотом.

Тот оглянулся. Глаза непривычно серьезные, губы плотно сжаты.

– Ты… меня понимаешь? – спросил Егор по-пшелесски. – Ну, что я говорю?

– Да.

Егор прижал к лицу ладони.

Громко тикали «командирские». Прострочил пулеметной очередью и замолк дятел. Хрустнула ветка у кого-то под ногами.

– Эй, парень, – Васька коснулся плеча, и Юрка одернул:

– Не трогай его!

Егор опустил руки. Действительно – все. Он дома.

– Спасибо! Дальше я сам. Карта есть, компас на месте – не заблужусь.

– Может, хоть до интерната проводить? – спросил Васька.

– А смысл? Если война не кончилась, ты же не застрянешь тут меня охранять.

– Твоя правда. Ну, удачи! Юрка, ты точно остаешься?

– Нет, я так, прогуляться вышел.

Васька хлопнул его по спине.

– Кире от тебя привет передам. Горячий.

Подмигнув, шагнул в узел. Миг – и вейн исчез.

Егор вытащил компас и повернул кольцо с насечками. Покачавшись, стрелка клюнула острием в чужую букву, обозначающую север.

– Пошли. Только тихо.

Лес обманывал: то казался знакомым, то подсовывал поляну, которую Егор не помнил. Надо же, исходил все окрест – от интерната к реке, к Старой крепости, к ягоднику, – а сюда почти не забредал. Быстро темнело, от солнца остался лишь краешек, размазанный по сырому небу в алую полосу. Тени сливались в одну, громадную. Скользила под ногами мокрая листва.

– Ты уверен, что мы идем правильно? – спросил Юрка.

Егор обернулся. Ветровка с эмблемой Комитета светилась в сумерках.

– В какой стороне узел?

Юрка ткнул пальцем, не задумываясь.

– Да, уверен, – кивнул Егор.

Подрагивала стрелка компаса, хорошо заметная на белом фоне. От тревоги и нетерпения разболелся желудок, приходилось то и дело сглатывать горькую слюну. Ругался, спотыкаясь, Юрка. Минули шумный осинник. Обогнули по низине холм, заросший елками. Шоссе должно быть справа. Егор сощурился, всматриваясь, но линию электропередачи разглядеть не смог.

– Несешься, как лось! – прошипел Юрка. – Я лбом в березу вписался!

Пришлось сбавить шаг.

Вскоре вместо листьев под ноги легла хвоя. Поблекли тени – в разрыв облаков выкатилась луна. Зависла над острыми верхушками сосен.

В просвете между стволами Егор увидел проселочную дорогу. Колеи, проложенные рейсовым автобусом, были разбиты гусеницами.