Грей - Цепи Фатума. Часть 2

– Я немного подумал об этом… Ну, может и много, – продолжал тот. Говорить стало тяжело, аж во рту пересохло. – Все в порядке. Я все понимаю. И хочу сказать – ты можешь на меня положиться.

– Я рада это слышать, Ричард, – отозвалась она. – Порой сложно понять свои чувства…

“Погодите! Так ей тоже… – Внезапное озарение снизошло на него. – Вот в чем дело!”

Стало быть, вся эта история с избранницей и двумя королевами… Значит… Ох! Не только он один запутался, но и Ливия тоже. Сейчас он прозрел. Она и сама разрывалась меж двух сторон. У нее есть долг перед своим народом, а еще… От объятий одеял стало совсем душно!

– Но вместе мы со всем справимся, – закончил он.

– Непременно, – ответила девушка, а затем вышла.

Он какое-то время слышал ее шаги. За окном пели птицы – вовсе не тот пронзительный гвалт грачей, громыхали коляски, народ желал друг другу доброго утра.

Доброе. Оно определенно такое. Тени сомнений, как и воображаемый голос Варлага в его голове, отступали перед светом этого восхитительного дня.

– Так вы уже поцеловались или как? – Ричарда отвлекло внезапное появление Вейи. Дверь приоткрыта; ее любопытное тонкое лицо возникло в щели. Прежде чем в нее полетела подушка, та исчезла.

Снова быстрые шаги по лестнице и веселый смех кузины.

Если бы на окнах в каморках “Червивого Яблока” имелись не то чтобы занавески, а хотя бы полуистлевшие тряпки (куда уж там до добротных ставен!), тогда нападение утра (а иначе никак это не назвать) показалось бы Сансаре не столь внезапным. Яркое и жизнерадостное – оно ворвалось сюда, вытесняя влажный полумрак, после загнало его под изъеденные короедами и мышами плинтуса и половицы. Даже растянутую по углам рыболовными сетями с богатым уловом тараканов и прочих насекомых паутину этот свет превратил в нечто сверкающее и не столь омерзительное. Особо преобразить сию убогую опочивальню подобное вмешательство не могло, но тепло и свет любому самому злачному месту не повредят. А уж как это живительно действует на того, кто столь долго находился во тьме и зловонии!

Девушка улыбнулась, наслаждаясь мимолетной негой, зашевелилась, потянулась, а ее колени во что-то уперлись, точнее, в кого-то. Сознание и осознание близнецами ворочались во чреве ее разума, но пока все еще не изъявили желания брыкаться столь сильно, чтобы появиться на свет, который их, кстати, вот-вот к этому побудит.

“Так… Что вчера вообще происходило? Лескро. Мы с Форти встретили в Хорграде королевского амбассадора – Викто́ра Лескро”.

Но все еще дремлющий мозг никак не мог связать, отчего же встреча с Лескро связана с тем, что сейчас в ее постели кто-то есть. И этот кто-то вовсе не ее братец Фортиан. Подобная близость с кем-то еще ей показалась неожиданностью, даже чем-то невозможным, но нет, рядом с ней кто-то наслаждался сном и покоем. И почему-то этот кто-то и являлся не кем иным, как тем самым королевским приблудой.

Вот же! Угораздило! Хотя… Осталось же что-то приятное… Что-то светлое, похожее на нынешнее утро, – после долгих дней пути, призрения Фидес, ворчания редринов, гроз и ливней.

“А Форти сейчас, верно, уже должен закончить свои походы по кабакам и борделям… Интересно, кто за это заплатит? Мы ведь совсем на мели…”

Мысли снова превращались в студень. Думать совсем не хотелось. Просто никакого желания. Сансара крепко сомкнула веки и уткнулась в соломенную подушку лицом – ее наполнение воняло затхлостью и пылью.

Все нарастающий снаружи шум вновь отчетливо обретал форму Колеса, которое она часто воображала в минуты откровений, снисходивших на нее. Вот и сейчас. Ее собственная нить, нить Лескро, Форти, принцессы Ливии, Царицы Фидес, наставника и даже Короля-обладателя свивались в одну веревку; а уж затем эта пуповина (белесая, опалесцирующая, но местами кроваво-красная, как и подобает канатику жизни) с противным треском и хрустом наматывалась на колесо, вместе с другими такими же отростками, тянущимися со всего треклятого Хорграда.

Виски будто зажали в тиски. Вот уже низкопробная поэтика! А под тяжелыми веками плясали красные, белые и черные в бело-красной кайме пятна.

Тогда она снова перевернулась, затылок не столь требователен к материям, с которыми он соприкасается, как и к запахам. В последний раз он прекрасно чувствовал себя на плоском камне с подвернутым плащом под шеей.

Все происходящее (или не происходящее – ведь она просто бессильно валялась в грязной постели) наконец перестало быть таким звонким, раздражающим, чрезмерно живым.

Теперь ее лица коснулся солнечный луч, он скользил по коже девушки с излишней теплотой, не говоря уже про царапающую веки яркость. Она вздохнула и моргнула пару раз, просыпаясь – не окончательно, но все же. Еще ее пробуждению способствовали кукареканье, блеяние, ржание, цокот различных копыт, обитых железом башмаков и колес, шлепанье влажного белья и всплески помойных ведер, крики “Пирожки с требухой!” и “ Прощение любых мелких грехов за всего лишь один серебряный арг!” – все это закружилось, поднимаясь к одному единственному оконцу размерами локоть на локоть, взбираясь до самого третьего этажа трактира, в котором они остановились. Когда разум пробудился, вся эта какофония перестала казаться чем-то цельным, тем самым Колесом, все вновь развалилось на фальшивые партии, неблагозвучные ноты. И она такая же – надломленный писк, визг, испорченное благозвучие, нечто отдельное, самостоятельное, уродливое и вызывающее. Узрите! Услышьте! Вот же я во всем своем безобразии!

Девушка поморщилась, но вовсе не из-за столь бурного утра в Морабатуре, видений или соседства мужчины рядом с ней в койке. Наверное, так правильно, точнее – это правило, она всегда пробуждалась подобно, ее выдергивали из уютного гнездышка снов и мыслей, покоя и счастья, а затем, безусловно, швыряли в балаганный, безобразный и большой мир.

“С утром…” – Добрым его как-то и не назвать.

Особо одеваться ей не пришлось, ведь намедни не особо кто-то из них раздевался (она так точно). Но отсутствие на лице маски, скрывающей обычно ее изъян, вызывало легкую панику. Одно дело, что Лескро не отвернулся и не убоялся ее лика при оплывшем масленном свете вчера, иное – если он – довольный, как и любой прочий мужчина, проведший ночь с женщиной, увидит всю “красу” Сансары этим чудным погожим утром. Да, такое может его перепугать!

Но парень все еще спал, а Сансара успела найти свою маску и выудить клинки из плена жестких подушек, набитых измолотой трухой. Королевский посланник зашевелился, волосы его разметались по вовсе не белоснежному, а какому-то серо-бурому постельному белью, а обнаженные ключицы, грудь и плечи выглядывали из-под дырявого покрывала. Сансаре он показался не таким уж скользким и квелым, как обычно, даже каким-то мужественным и привлекательным. Сказочным. Вы только посмотрите – само солнце влюбилось в махагон его волос!