Валерия Вэл - Даруй им покой

– Ты мне как-то рассказывал о своем отце… он ведь ученый у тебя?

– Ну… не то чтобы… – Джон почувствовал себя несколько сбитым с толку. – Он учитель в городской школе.

– Учитель! – Дирхарт удовлетворенно кивнул. – И ты, верно, тоже читать умеешь? И писать?

– Умею немного…

– Вот! У меня слуга умеет и читать, и писать. А он строит из себя невесть что, петух расфуфыренный.

– Э-э-э… господин, вы о ком?

– О Дэмьене, секретаре баронском. Возомнил о себе… да у меня слуга ученее его!

Джон опустил взгляд и еле заметно вздохнул. Он весьма трезво судил о собственной образованности, а уж ученым не назвал бы себя даже в бреду. И с секретарем барона на этом поприще тягаться не стал бы ни за какие райские блага. За время службы он искренне привязался к своему господину, но в глубине души сознавал, что, несмотря на усвоенные дворянские манеры и способность изъясняться почти так же, как это принято у благородных, тот все же оставался сыном кузнеца. Встреться они с Джоном лет десять назад, и юный горожанин, сын школьного учителя, свысока взглянул бы на неотесанного деревенского парня. И пусть сейчас Дирхарт виртуозно владел шпагой, носил красивые локоны и умел изобразить изящный поклон не хуже, чем иной аристократ, но представления о грамотности у него остались столь же наивными, как во времена работы в отцовской кузнице. А уж разницы между грамотностью и ученостью он вовсе не видел. И все же его похвала, несмотря на ее наивность, была Джону приятна. К тому же и впрямь не так часто встретишь слугу, хоть немного знающего грамоту.

От радужных мыслей его оторвал следующий вопрос господина:

– Кстати, узнал что-нибудь о той девушке? Лучше ответь, что узнал.

– Вы уж простите, господин, а если отвечу, что не смог?..

Дирхарт вздохнул.

– Оплеуху получишь.

– Понял, господин. Узнал. Ее зовут Безумная Дженни.

– Это я и без тебя знаю. Заметь, оплеуха все ближе.

– Нет-нет, господин, это не все. Одно время ее часто видели в замке. Отец Джеймс с ней возился, жалел ее, так она за ним хвостом ходила. Ей даже работу кой-какую здесь давали, мелкую, она ж только на голову слаба, а руки-то на месте. Да только потом все равно выгнать пришлось. Деньги она у кого-то украла. Так-то.

Дирхарт задумчиво передвинул во рту соломинку.

– И много украла?

– Нет… говорят, пару монет.

– А у кого?

– Да не знает никто толком. Говорят, вроде у кого-то пару монет стащила. И все.

Дирхарт снова пожевал соломинку, потом решительно сплюнул.

– Вот скажи мне, стал бы ты воровать то, что тебя совсем не интересует?

Джону показалось, что в погожий летний день на него вылили ушат не слишком чистой воды.

– Что ж вас сегодня бросает из стороны в сторону, господин? – не сдержался он. – То я у вас ученый, то вором обзываете!..

– Да не о тебе сейчас речь. – Дирхарт нетерпеливо махнул рукой. – Я к тому, что разве станет человек воровать то, что для него не имеет ценности? А? Как думаешь?.. Эй, да что с тобой?

Он удивленно взглянул на молчащего слугу и покачал головой. Потом поднялся и, подойдя, легонько похлопал того по плечу.

– Ладно тебе. Не хотел обидеть. Просто дело вот в чем: помнишь, как я дал Дженни монету? Она даже не поняла толком, что это. Я ей эту монету в руку вложил, а она даже не взглянула на нее. И кто-то хочет уверить других в том, что Дженни – воровка? Для того чтобы украсть деньги, надо понимать, что такое деньги. А Дженни этого не понимает. Не воровала она ничего. И вовсе не из-за этого ее выгнали из замка.

– Ну… может, вы и правы, господин. Только не нравится она мне. И история вся эта тоже не нравится.

– История мне тоже не нравится. А вот сама Дженни… оговорили ее. Специально, чтобы она не выдала чужой тайны. И это мне нравится еще меньше. Разыщу-ка я завтра отца Джеймса…

– Думаете, так он вам все и расскажет?

– Нет, конечно. Но попробовать стоит. То, как человек уходит от ответа, может сказать больше, чем сам ответ.

Блестя в луче заходящего солнца, монетка катилась по камню и падала в траву. Снова катилась и снова падала… Над камышами неподвижно зависла стрекоза. Возле самых зубцов крепостной стены с чириканьем проносились ласточки. Монетка катилась по камню…

– Дженни? Что ты тут делаешь?

Монетка упала в траву.

– Что ты тут сидишь, я тебя спрашиваю? Ох… и зачем только я тебя спрашиваю…

Дженни прикрыла рукой глаза и взглянула на стройную фигуру, кажущуюся в закатных лучах черным силуэтом без лица.

– Ну что прикажешь с тобой делать, а? Не идти же тебе на ночь глядя одной через лес… Ох, горе ты, горе!

Стрекоза сорвалась с места и исчезла в бликах отражающегося от воды солнца.

– Ладно, вставай. Так и быть, проведу тебя в замок. Только веди себя тихо как мышка. Поняла?

Радостно кивнув, Дженни подхватила с земли монетку и вскочила на ноги.

Наутро желание Дирхарта поговорить с отцом Джеймсом превратилось в твердое намерение. Проще всего было застать священника после утренней службы. А перед ней был шанс застать Маргарет – вряд ли эта набожная красавица пропускает церковные службы.

Дирхарт шел по направлению к замковой церкви, предвкушая скорую встречу. Он не очень-то верил в женскую неприступность. К тому же Маргарет, как и остальные в замке, считает его дворянином, и такую возможность грех не использовать. Гонором эту женщину господь не обделил, и Дирхарт ее за это не осуждал. Знай Маргарет, что он простолюдин, так, может, и отказала бы… Он остановился, щурясь от утренних лучей, и улыбнулся приятным мыслям. Простолюдину бы отказала. Но дворянину… нет, дворянину она не откажет.

Он хотел продолжить путь, но откуда-то сзади донеслись голоса и робкое женское всхлипывание. Приятные мысли как ветром сдуло. Дирхарт развернулся и пошел туда, откуда неслись тревожные звуки. Свернув в один из внутренних двориков, он увидел сенешаля Роберта Салливана, перед которым стояли, что-то объясняя, двое стражников, а чуть поодаль столпилась замковая челядь. Все смотрели под ноги, одна из женщин прижимала к лицу передник.

Проигнорировав властный взгляд Салливана, Дирхарт подошел, и слуги торопливо расступились. На булыжнике лежала женщина в простом платье. Слипшиеся от крови волосы закрывали ее лицо, темно-красная лужа растекалась из-под бессильно раскинувшегося тела. Дирхарт присел и чуть приподнял успевшую окоченеть руку – на худом запястье были заметны слабые синяки.

– Из окна выпала, бедняжка, – тихо проговорил стоящий рядом слуга. – И когда успела?..

Дирхарт выпустил холодную руку и выпрямился. Чтобы узнать мертвую, ему не нужно было видеть ее лица. Ничем не покрытые спутанные волосы, маленькие, почти детские руки, платье из грубого холста, так неуместно выглядящее здесь. Дирхарт ощутил неожиданный укол жалости. Шагнув в сторону, он заметил, как в кровавой луже возле его сапога блеснула в утреннем солнце медная монетка…