Максим Кабир - Мокрый мир

– Знаю, – погрустнела Венона.

Гарри прикусил улыбку. Венона Банти следила за подмастерьями колдунов, но и колдуны следили за управляющей с помощью фамильяров. Придонный дернул за нить, и Гром отправил ему в мозг живую картинку: Венона извивается в объятиях Георга Нэя, ее смуглая кожа сверкает каплями пота, ее лоно пышет жаром, принимая жезл любовника, рассыпаются по взмыленному телу косички. Венона сходила с ума от Нэя, но, похоже…

– Похоже, наш Георг нашел себе новую пассию, – не без тайного злорадства сказал Гарри.

Губы Веноны изогнулись, словно от боли, глаза сделались еще темнее.

– Может быть, прекратятся его майские загулы. Кстати, куда он вообще девается в мае?

– Он не рассказывал. – Любовница Нэя тряхнула сотней косичек. – Гарри, что за пассия? Та грудастая повариха?

Прошлую подружку Нэя, смазливую гувернантку, атаковали в парке имени Маринка среди бела дня. Ее облили кислотой, навек изуродовав, а в Оазисе уродство было не в почете – бедняжку сослали к речникам, с глаз долой. Пришлось Веноне снова утешать Нэя.

Выросшая среди мстительных северян, управляющая не терпела конкуренции.

– Вы скоро познакомитесь. – Гарри откровенно наслаждался душевными муками Веноны. – Когда Георг объявится, он распорядится переселить к нему своего подмастерья.

– Но у Нэя никогда не было подмастерьев…

– Теперь будут. Девица из Кольца.

– Плебейка? – охнула Венона. – Колдующая плебейка?

– Колдующая или нет, но исключительно хороша собой. Георг брал ее в плавание на Косматый маяк.

– Он рекомендовал на должность капитана простого матроса, а теперь приведет в Оазис рыбацкую дрянь?

– Течение несет нас в тартарары. Сперва управляющим назначают женщину, потом уберут крепостные стены между Оазисом и вонючими рыбаками.

Венона проглотила колкость.

– Значит, девка появится по возвращении Нэя?

– И будь с ней особо вежлива. Думаю, она действительно важна для нашего Георга.

– О. – Венона улыбнулась некрасивой белозубой улыбкой. – О, поверь мне.

Где-то в чреве катакомб родился гулкий вибрирующий звук. Гром метнулся к хозяину, вскарабкался по штанине и исчез под сюртуком. Гарри поежился озираясь. Зомби подхватили мешки.

– Так зачем ты приходила? – спросил Гарри.

– А… наш писака.

– Бабс? – Гарри хмыкнул. – Что он опять учудил?

Джон Бабс был популярнейшим литератором Сухого Города. В отличие от собратьев по перу он не сочинял философские трактаты или наставления для юношества. Его короткие романы переполняли дуэли, путешествия, битвы с монстрами. Жители Полиса разбирали их как крабовые пирожки на День Творца. Истории, пересказываемые неграмотными обитателями рыбацких хижин, тоже зачастую приходили из-за стены, со страниц тоненьких книжиц. «О победителе кракенов», «О победителе пиратов», «Снова о победителе кракенов» – главным героем всех восторженных романов был Георг Нэй. А кем был таинственный Джон Бабс, знали немногие. Судачили, что неуловимому автору покровительствует прототип его книжек. Или что Нэй лично пишет под псевдонимом приукрашенную автобиографию.

Отдельные колдуны возражали против разглашения магических тонкостей. Но никаких секретов Бабс не раскрывал, он лишь неуемно и чрезмерно любовался своим кумиром. А колдуны завидовали, что девушки Оазиса зачитываются приключениями Нэя, а не их приключениями. Вот если бы Бабс писал про то, как зеленомордый травник Аэд Немед смешивает настойки, а Номс Махака чешет задницу посохом из берцовой кости великана…

Бабса охраняло мощное заклятие анонимности – Гарри помнил артефакт, привезенный Нэем с Архипелага Несуществующих. И догадывался, куда приятель дел сей магический предмет.

– Не читал его свежий рассказ? – спросила Венона.

– Пролистал.

– Писака явно бывал здесь, в Северной башне.

– Может, это кто-то из наших зомби занялся творчеством?

– Я обязательно выясню.

– Немед приказал?

– Нет. Не хочу, чтобы по башням шастали чужаки.

– Скоро мы сами будем чужаками в башнях.

Гарри забросил на плечо мешок с колбами и сказал, проходя мимо Веноны:

– Этот мир катится в глотку Левиафану. Мы погубили Гармонию, когда позволили женщинам жить рядом с нами. Я счастлив, что у меня пусто в штанах.

Гарри Придонный ушел за носильщиками. Возле Веноны остался одинокий зомби.

– Девка? – Управляющая посмотрела в одутловатое лицо слуги. – Через мой труп.

Быстрым движением она погрузила указательный палец в глазницу зомби, выковыряла глазное яблоко и бросила на пол. Топнула сапогом, слизь запятнала камни. Зомби безучастно пялился в пустоту оставшимся глазом.

– Через мой труп, – повторила Венона.

Майское солнце взошло над залатанными лачугами, пригрело черные от золы фасады. Зловонная жизнь завелась в выгребных ямах на задворках устричного рынка. Растапливая холодные сердца рыбаков, солнце золотило мирную гладь Реки. Рыбацкие суденышки уходили на промысел, суровые мужчины тайком подносили к губам глиняные и деревянные фигурки малых богов, просили обитателей ила подсобить, послать удачу. Мерцающие буйки отмечали черту, за которую запрещено было плавать без особого разрешения или лицензии Речника, не важно, что крупная рыба ушла всего на пару ярдов от границы.

Лита, дочь Альпина, лежала на крыше дома, где родилась, выросла, где состарится и умрет, ибо так принято в Кольце; лежала между печными трубами, подсунув под голову руки, и наблюдала за бесконечной процессией облаков. Отец поаукал внизу и, чертыхнувшись, потопал к пристани. Нэй, человек-жаба, не соврал. Через три дня после возвращения Литы из северных вод Совет Кольца, по указу из Оазиса, даровал Альпину ял, длиннохвостую парусную лодку, сработанную вагландскими мастерами. Вагланд был союзным государством, выращивающим лес на архипелаге. Когда-то молодая красавица из Вагланда влюбилась в залетного рыбака и пожертвовала будущим, перебравшись в зловонный обод, окольцевавший дворцы Полиса. Так на свет появилась Лита.

Лодка была прекрасна. Легкая, четырехвесельная, шесть футов от киля до планширя. Соседи, владевшие одноместными кораклами из ивовых прутьев, завистливо присвистывали, а Альпин раздувался от гордости, как рыба-еж. Отец больше не грозился скормить Литу ракам за почти месячное отсутствие. Он был простым человеком, ворчливым, добродушным, ограниченным. Он благодарил за отменный улов Творца Рек, но это его дочь, безалаберная и неудачная, как Альпин втайне считал, заманивала в сети треску и зубатку, прибегая к колдовству.

Солнышко припекало. Удивительно, совсем недавно Лита кралась по сугробам, пряталась с Нэем и Сынком в ледяных расщелинах, спотыкалась о занесенные снегом мерзлые трупы. Воспоминания о проклятом острове, где не прекращалась война, накатывали волнами, и то не были спокойные волны, шуршащие о борт нового отцовского яла. Нэй и лекарства солдат Феникса побороли обосновавшуюся в легких болезнь. В Полис она возвратилась здоровой. Физически. Но сны были хуже хвори. В кошмарах горбоносый комендант крепости показывал ей прямоугольник с живыми картинками, с огнедышащими черепахами и сеющими погибель железными птицами. Конвоир, которому она, освободившись от оков, голыми руками свернула шею, снова и снова умирал на ее глазах. Лита завидовала Сынку: коллега Нэя обманом покопался в его мозгах и избавил парня от жутких образов.