Владимир Василенко - Смертный 2. Легат

По крайней мере, мне хотелось так думать. Разум цеплялся за привычное восприятие этого мира. Это всего лишь игра, приятель. А это – всего лишь компьютерные персонажи, управляемые искусственным интеллектом. Да, они научились вполне исправно имитировать разум. Но они не могут чувствовать. Они ненастоящие.

Вся эта логика летела ко всем чертям, стоило лишь взглянуть на Дракенбольта. Огромный двухголовый огр весом в полтонны казался сейчас маленьким потерявшимся ребенком. Великан сгорбился, поник, его массивные лапы безвольно висели вдоль тела. Левая голова растерянно глядела на надгробие, прикрывающее могилу. Правая, нахмурившись, смотрела с мрачным видом в одну точку.

Сложно представить, сколько ему пришлось пережить за те годы, что он скитался по Артару, скрываясь от многочисленных желающих убить его. У него по определению не могло быть друзей. Вирт-дизайнеры отвели ему роль ходячего трофея. Монстра, убиваемого по стандартному квесту. Ей-богу, будь он тупым мобом – ему было бы легче.

И тут – появились мы. Те, кто не относится к нему, как к чудовищу. Кто принял его в свой отряд. И Отилия, которая заботилась о нем, пока мы были в оффлайне. Он получил то, о чем даже мечтать, наверное, не смел. И вскоре потерял это.

Ника, всхлипывая, обхватила лапу огра, прижалась к ней щекой.

– Теперь мы её… похоронили? Так вы делаете в вашем мире? – тихо спросил Больт.

Ника кивнула.

– Ничего не изменилось.

– Ничего и не изменишь, Больт. Нужно просто принять это. Просто… отпустить её. И поплакать.

– Плакать?

Ника подняла к нему свои блестящие от слез глаза.

– Да. Поплачь, Больт.

Огр задумчиво провел пальцем по её щеке, стирая слёзы.

– Я так не умею.

– Попробуй. Просто… выпусти эту боль. Иначе она будет глодать тебя изнутри.

Дракенбольт замотал обеими головами и аккуратно отодвинул Нику от себя. Потоптался на месте, разворачиваясь то в одну, то в другую сторону, будто собирался бежать, но не мог решить, куда. Мы невольно отпрянули в стороны.

Наконец, он замер. Запрокинул обе морды к небу и зажмурился. Крупные, как овсяные хлопья, снежинки оседали на его широко раздувающихся ноздрях и тут же таяли.

И тут он заорал. В обе глотки, надсадно, протяжно, будто раненый зверь. С остатков частокола испуганно вспорхнула какая-то птаха. Ника вздрогнула и прижалась ко мне, пряча лицо в пушистой оторочке своего капюшона.

Мы постояли еще немного. Исполненный отчаянья, боли и тоски сдвоенный рёв разносился далеко вокруг, подхватываемый отголосками эха. От него закладывало уши, и сердце неприятно замирало в груди. Но мы стояли и слушали, не решаясь прерывать его.

Огр плакал.

Мы летели на тенептице вдвоем с Никой – как когда-то пару игровых сессий назад. Казалось, с того раза прошла целая вечность.

Как и тогда, мы расположились лицом вниз и парили, как на дельтаплане. Я, правда, сроду на дельтаплане не летал, но, кажется, примерно так это и выглядит. Я был сверху, обнимал Нику за талию. Она поначалу была напряжена, но, когда первый страх от полета прошёл, расслабилась и раскинула руки в стороны, будто и правда была парящей птицей.

Под нами простиралась потрясающая панорама Артара. Мы уже миновали заснеженные горы и леса Фроствальда, и внизу гигантским пестрым полотном тянулись равнины Лардаса. Впрочем, равнинами это можно назвать только условно. Здесь есть и действительно плоские, как стол, степи, и поросшие густым лесом холмы, и небольшие плоскогорья, и реки, и озера, и заболоченные участки. Лардас настолько велик, что разделен на несколько локаций. Мы держали путь в его юго-восточную часть, выходящую к морю.

Тенептица, видимо, чтобы пассажиры не скучали, закладывала виражи, то спускаясь к самой земле – так, что можно было разглядеть верхушки деревьев, то взмывая под облака. Мы стремительно скользили на полупрозрачных магических крыльях. Ветра в лицо не чувствовалось, но во время маневров сердце замирало в груди, и дух захватывало.

Впрочем, не уверен, от чего у меня больше захватывало дух – от полета или от Ники, которую я бережно держал перед собой. Оно отбросила с головы капюшон, и я, обнимая её сзади, временами касался щекой её щеки, а её легкие, как шёлк, волосы щекотали мне кожу. Я вдыхал её запах, ловил блеск восхищенно распахнутых глаз и едва сдерживался от того, чтобы стиснуть её покрепче и поцеловать в шею.

Она это, похоже, почувствовала. И повернулась ко мне. Поцеловались мы как раз в тот момент, когда тенептица ухнула вниз, пикируя к самой земле. Но, по-моему, даже если бы она сбросила нас – мы бы этого и не заметили. На несколько мгновений все вокруг замерло.

Крылатый призрак, выровнявшись, парил метрах в пятидесяти над землей – внизу можно было отчетливо разглядеть каждое дерево, строение, человека. Мы приближались к пункту назначения – вдалеке виднелся темный силуэт Башни Тенептиц, похожий на выросшую из земли гигантскую железную руку, обращенную ладонью к небу.

Я, наконец, немного отстранился от Ники – ровно настолько, чтобы можно было взглянуть в её глаза.

– Я давно… хотел…

Ей-богу, ворочать многотонную глыбу во дворе «Золотого топора» было гораздо легче, чем сейчас подбирать нужные слова.

– Я знаю, – улыбнулась Ника и прильнула ко мне.

И будто та же самая глыба с души свалилась. Стало удивительно легко, и я воспарил ввысь – стремительно, резко, так что в груди все сжалось.

Тьфу. Это же тенептица снова набрала высоту, выписывая свою гигантскую синусоиду в воздухе. Замерла в верхней точке, давая насладиться панорамой, и снова устремилась вниз. Судя по всему, мы вышли на финишную прямую – башня уже была в пределах прямой видимости.

– Дурак я, правда? Бродил всё вокруг да около. Давно надо было признаться.

– Да с нами, по-моему, и так давно уже всё ясно, – снова улыбнулась Ника.

– Со мной-то уж точно, – согласился я. И снова поцеловал её. Губы её были теплыми, слегка припухшими. И всё ещё солоноватыми от слёз. А в глазах трепетал едва уловимый огонек, который я никак не мог уловить. Тревога? Ожидание?

– Что-то не так?

Она помотала головой и задумчиво поджала губы.

– Просто… немного боюсь.

– Чего?

– Не знаю… Нафантазировала себе всякого. Мы ведь друг друга совсем не знаем…

– Ну, что тут скажешь. Вон он я, перед тобой. Такой, какой есть. Что здесь, что в реале.

– Наверное… Поэтому ты мне понравился. Ты… настоящий.

Внизу искрилась на солнце речная гладь. Тенептица снова пошла на снижение, и теперь отражалась в ней расплывчатым радужным силуэтом. Левый берег реки был выше правого – каменистый, обрывистый. Там, где русло реки поворачивало левее, образовывая широкую дугу, было отличное место для крепости.