Анна Сешт - Берег Живых. Выбор богов. Книга третья

Дворец гудел, как растревоженный пчелиный улей. Официальная встреча получилась скомканной, и к тому же, без царской четы и Великого Управителя, которые руководили последними приготовлениями. От командира отряда Анирет узнала, что Ренэф во дворец не возвращался, а это было странно для такого важного события. Или Император намеренно решил провести церемонию в его отсутствие? Всё-таки, к чему такая спешка?

А потом царевну вовлекли в кутерьму с приготовлениями. Целая свита служанок под предводительством Мейи – которая сориентировалась куда быстрее, чем её подруга и госпожа – окружила Анирет. В такие моменты царевна чувствовала себя храмовой статуей, а не живой женщиной – ей ничего не позволяли сделать самостоятельно. Впрочем, в подобных случаях именно так и полагалось.

Омовение, подбор драгоценных ароматических масел, извлечение из ларцов ритуальных украшений, подгонка по фигуре праздничного сине-золотого наряда. В гомоне служанок Анирет честно пыталась разобрать последние новости. Те наперебой рассказывали об отбытии младшего царевича и торжественных проводах, о грядущем празднике, о недавнем назначении эмиссара – да не кого-нибудь, а самого принца Эрдана Тиири. В другое время эта весть глубоко изумила бы Анирет, но сейчас она и без того была изумлена донельзя.

А потом Мейа, лично занимавшаяся её причёской, и притом сама уже как-то успевшая переодеться, поднесла ей зеркало. Анирет встретилась взглядом с молодой женщиной, величественной, как сама царица Обеих Земель, и настолько же красивой, пусть и немного растерянной. Такова была наследница божественного Ваэссира, дочь двух древних родов. И впервые Анирет видела в этом образе… себя настоящую.

Вокруг ахали, восхищаясь, служанки, любуясь результатом своих трудов. Мейа тепло улыбнулась и, поклонившись, тихо проговорила:

– Ты прекрасна, как сама Золотая, моя госпожа.

Анирет едва успела поблагодарить женщин, за пару часов превративших её в богиню, когда в дверь постучали. Она так хотела увидеть Нэбмераи! Пусть им нельзя было толком перемолвиться искренним словом, но само его присутствие поддерживало. А сегодня, если отец и правда принял такое решение, если отпадёт необходимость в тайне…

– Входи!

Кто-то из служанок бросился открывать.

– Госпожа моя царевна… – писец Унаф застыл на пороге, глядя на неё так, точно видел впервые. Опомнившись, он учтиво поклонился.

Спрятав разочарование, девушка улыбнулась ему.

– Что-то срочное?

– Да… ах да-да, конечно, – Унаф почтительно кивнул и приблизился, когда она жестом пригласила его. – Мой господин велел передать тебе до приёма, лично.

Анирет приняла из его рук маленькую сложенную записку, развернула дрогнувшими пальцами. Всего пара строк, написанных аккуратно, но торопливо:

«Моя ясная звёздочка, то, что я делаю, я делаю для надежды и защиты народа. И главное – твоей и Ренэфа.

Моё сердце с тобой неизменно».

Нечто подобное дядя уже писал ей, когда передал с Унафом послание о своём возвращении в прямую ветвь рода.

Картина в её разуме сложилась воедино.

«…и бремя защиты пределов Империи и самого́ Божественного Закона ляжет на твои плечи. И твоя жизнь станет жизнью Обеих Земель, ибо тебе предстоит стать бьющимся сердцем Таур-Дуат, вместилищем и воплощением Силы твоего Божественного Предка…»

Преклонив колени у трона, опустив голову, Хатепер слушал размеренный голос Джети, зачитавшего указ Императора, а теперь произносящего традиционную речь перед собравшимися.

Разум дипломата был спокоен, отстроен, но сердце с тоской вспоминало, как – казалось бы, совсем недавно! – эта же речь была произнесена для Хэфера. И со всей искренностью своего духа царевич тогда произнёс те же слова, что сейчас замерли на губах Великого Управителя, когда два этих мгновения наложились друг на друга, слились воедино.

«Боги, почему же всё так?.. Что же стало с тобой на самом деле, мой мальчик?..»

Он ответил через паузу, но заставил свой голос звучать твёрдо:

– Моя жизнь принадлежит Обеим Землям. Моё сердце, мой разум, моя Сила служили и будут служить Таур-Дуат впредь.

Хатепер не видел – слышал, скорее даже чувствовал, как Секенэф спустился к нему, возложил на его голову диадему со змеедемоном-защитником. Этот артефакт принадлежал ему и прежде, по праву рождения, но сегодня обретал иной смысл, дополнительный символизм. Теперь это был венец не просто царевича Эмхет, но наследника трона.

– Волей Таур-Дуат, волей моей, Секенэфа Эмхет, Владыки Обеих Земель, дарую тебе право унаследовать мою власть и моё бремя. Поднимись, наследный царевич Хатепер Эмхет, сын Владыки, брат Владыки, и займи подобающее тебе место, – торжественно возвестил Император и протянул ему руку, помогая подняться.

Хатепер встретил взгляд Ваэссира, окунаясь в солнечное золото вечности. Но сквозь вечность он видел и взгляд своего брата, которому так тяжело сегодня давался этот шаг. Дипломат помнил, сколько радости исходило от Секенэфа в тот день в святилище их предка, после ритуала возвращения. Но сегодня… Сегодня было иначе. Чего стоило Императору это решение? Чего стоило, по сути, отречься от любимого сына, как от достойного продолжателя его дела?..

В следующий миг Владыка позволил себе обнять его и шепнул коротко, почти отчаянно: «Сохрани то, что мы создали…»

Ответить Хатепер не успел – только передал брату всё, что чувствовал в этот миг, зная, что он поймёт.

Миг откровения потонул в ликовании, когда чужие эмоции захватили его сметающей волной. Радость, надежда, благодарность, немного страха – всё смешалось воедино, вторгаясь в покой его разума.

Владыка поднялся и занял свой трон. Что ж, по крайней мере, мистическая улыбка, делавшая его лицо похожим на каменные лики Ваэссира, казалась ободряющей. Прекрасное лицо Амахисат, сидевшей на троне рядом с супругом, буквально светилось радостью. Прежде Хатепер даже не думал, что такую радость в её взгляде может вызвать назначение кого бы то ни было, кроме Ренэфа. Но царица вверяла ему судьбы своих детей – они оба понимали это. Возможно, сегодня Амахисат действительно чувствовала себя спокойнее за своего сына – впервые за все те годы, которые была супругой Императора.

Анирет, сидевшая рядом с родителями, держалась безмятежно и величественно, в красоте и стати ничем не уступая своей матери. Истинная дочь Владык. Но Хатепер понял вдруг, что племянница старалась не смотреть на него, хоть и произнесла слова, подобающие случаю. Получила ли она послание? Поняла ли?.. Он должен поговорить с ней сразу же, как только сумеет покинуть толпу жаждущих поздравить его – и, разумеется, добиться его будущего расположения – высоких гостей.