Василий Криптнов - Гром гремит дважды

– Лучше, если замочить рис с вечера, – сказала Ниу, пересыпая рис в кастрюльку. – Но на испытании даётся только час, поэтому – вот так. Запомни, мой секрет: добавляй в сырой рис чуточку уксуса. – Она показала мне бутылочку и плеснула из неё в кастрюльку. – Потом – воду. Полторы части на одну – риса.

– Что ты делаешь? – спросил я.

В том, что всё это – не хитроумная прелюдия, я уже не сомневался. Вряд ли у Ниу такие извращённые представления о предварительных ласках с использованием еды. Понятно, что клубники и взбитых сливок тут, скорее всего, не достанешь, но варка риса – это уже совсем не в ту степь, даже для китаянки.

– Варю рис, – повернулась ко мне Ниу. – И тебя учу.

– Ты вытащила меня посреди ночи из комнаты, чтобы научить варить рис?

Ниу улыбнулась, наполняя кастрюльку водой.

– А ты что подумал? У тебя были какие-то грязные мысли, да?

Я вспомнил, как она поторопилась выскочить из комнаты после того, как я сказал, что готов к подвигам. И сейчас её улыбка выглядит напряжённо. Выводы? Выводы очень простые: девочка ищет отношений, романтики, а не развлечения на ночь. Что ж, порадовать нечем. Я тут надолго задерживаться не планирую, так что и цепляться за кого-либо смысла нет.

– Поверь, лучше тебе не знать о моих мыслях, – вздохнул я.

Ниу метнула на меня быстрый взгляд, но я стоял неподвижно и на почтительном расстоянии, так что она успокоилась.

– Вот, – сказала она, закрыв кастрюльку крышкой. – Там надо будет готовить в большой кастрюле, но если я сейчас сварю большую кастрюлю, то утром это будет странно выглядеть, мы же не съедим всё.

– Понятно, – сказал я, глядя, как Ниу включает плиту. – Ты хочешь, чтобы я пошёл работать в кухню.

– Ну конечно! – воскликнула она. – Это ведь самое лучшее место в школе. После лечебницы, конечно.

– Угу, – только и сказал я.

Жалко её было. И ведь взял же, взял тот свёрток с лепёшками. А она, будто почувствовав, что можно, решила завалить меня всеми благами. Вот это я и имел в виду, когда говорил, что долги нужно отдавать, и чем скорее, тем лучше. Потому что иначе рискуешь всю жизнь выплачивать проценты. Либо – стать для того, кому должен, негодяем.

– За что ты здесь?

Ниу только закончила объяснять, как это важно – налить нужное количество воды, потому что поднимать крышку в процессе готовки – ни в коем случае нельзя. Я слушал вполуха, рассеянно кивая. Готовка меня не интересовала. Наблюдение за действиями Ниу не потянуло ни за одну из ниточек памяти. Похоже, в прошлой жизни я шеф-поваром не был.

Даже наверняка не был. Я был полицейским, что бы ни означало это бредовое допущение.

– За танцы, – с улыбкой ответила Ниу.

Она, оставив плиту в покое, выпрямилась и отбросила чёлку со лба.

– Танцы? – переспросил я. – В смысле приватные?

– Лей! – возмутилась Ниу, хотя глаза её смеялись. – Я так и знала, что у тебя какие-то мерзкие мысли.

– Извини, – усмехнулся я. – Просто пытаюсь понять, как можно получить срок за танцы.

Ниу загадочно прищурилась и медленно вскинула руки над головой. Сделала крохотный шаг вперёд, изящно прогнулась в пояснице. Господи, она что…

Да, она танцевала. В пустой душной кухне, под шипение конфорки и бульканье закипающей воды, для одного лишь зрителя – для меня. Чёрное кимоно переливалось на ней, отражая свет ламп, как будто сотканное из звёздной ночи.

– Я занималась танцами с детства, сколько себя помню, – звучал спокойный, уверенный голос Ниу. Чувствовалось, что она особо не задумывается над тем, что делает её тело. Успевает и со мной говорить, и за рисом приглядывать. – Потом, когда мне было двенадцать, папа умер, и мы больше не смогли платить за занятия. Да и толку не было. Всем уже стало ясно, что настоящей танцовщицы из меня не выйдет.

– Почему?

На мой вкус, танцевала она изумительно. Приковывала взгляд, словно гипнотизировала каждым движением.

– Потому, – увернулась она он ответа. – А скоро пришлось зарабатывать деньги…

Ниу говорила, а я не слышал слов, я видел, как она, совсем в другой одежде танцует на улице, собирая толпы охочих до экзотики туристов с фотоаппаратами и даже местных жителей. А пока они, разинув рты, таращатся на неё, двое расторопных пацанов чистят карманы, забирая оттуда всё лишнее и ничего не прося за свои услуги.

А в миску, стоящую у ног танцовщицы, сыпалась мелочь, летели и купюры.

Они меняли места, но долго такой аттракцион не мог продолжаться, и однажды случилось то, что должно было. Матери Ниу предложили заплатить штраф за преступление дочери и возместить сумму по всем поданным заявлениям. Несчастная женщина, разумеется, не могла потянуть даже штраф.

– А ты? – спросила Ниу, незаметно приближаясь ко мне. – Память не вернулась?

– Нет, – покачал я головой. – Так, обрывки.

Обрубки

– Шужуань, – произносит пожилой китаец, глядя на меня тусклыми глазами человека, который уже ни на что не надеется. – Там всё началось.

– Что ещё за «шужуань»?

– Белая гора. Там всё началось.

Я потряс головой. Разговор походил на бред. Как, впрочем, и всё остальное, что пыталось выдать себя за мою память.

Оказалось, что Ниу уже рядом со мной. Она замерла на миг, будто колебалась, наклониться ли, рискнуть ли украсить эту ночь поцелуем.

– Слушай, извини, но я не буду работать в кухне. – Я встал со стула, прямо посмотрев в глаза Ниу.

– Что? – растерялась она, окончательно остановив танец. – Но почему?

Она недоумевала. Она не могла представить себе человека, который отказался бы от такого шанса.

– Потому что я не хочу здесь жить, – объяснил я. – Я хочу выйти отсюда. Пока мне показали только один путь.

– Стать борцом? – воскликнула Ниу и всплеснула руками. – Ты?!

– Если нет другого способа.

Ниу зло рассмеялась:

– Да какой из тебя борец, Лей! Ты, наверное, шутишь? Тао хотя бы крепче, чем ты. И всё равно – смешно. Не надо делать глупостей! Иди в кухню, здесь тебе будет хорошо.

– Ниу, я не хочу, чтобы мне было хорошо – здесь.

– Ты дурак! – Ниу сжала кулаки, топнула ногой. – Ты вообще хотя бы раз в жизни дрался?

Я молча повернулся и пошёл к той двери, через которую мы вошли. Спорить с разгневанной женщиной – потеря времени и ничего больше. Да и потом, как будто мне нужно ей что-то доказывать.

– Ну и иди! – прилетело мне в спину. – Пусть борец на перепрофилировании убьёт тебя, будешь знать!

Угу. Утонешь – домой не приходи, знаю-знаю. Я прошёл через столовую, оставив Ниу в одиночестве. Интересно, будет она дальше злиться, или заплачет? Я бы поставил на слёзы. Жаль, конечно, да только что поделаешь. Больной зуб лучше сразу выдернуть, чем ждать, пока боль станет адской.

Я снова вышел на холодный воздух, поёжился и заторопился обратно, к себе. Теперь я, пожалуй, расстелю постель, укроюсь одеялом. И буду надеяться, что больше незваные гости в комнате не появятся.