Максим Ефимкин - Истины нет. Том 2

Как в дурмане, Марк, скорчившись на полу, смотрел на медленно срывающиеся с края стола капли вина. Чуть дальше беззвучно молила о помощи графиня Андабар. Тишина. Марк, собрав в кулак всю волю, с трудом понялся, цепляясь за поваленное кресло. Оставшиеся в живых все еще стонали, постепенно приходя в себя. В голове герцога пульсировала тяжелая мысль, что кардинал втравил его в нечто страшное и порочное. Также Марк понимал, что хода назад уже нет. Встретился взглядом с Призраком, и вспышка ярости буквально расколола герцога: тот спокойно прохаживался вокруг стола, помогая людям встать. Галантно предложил опереться на его руку графине, пододвинул кресло и налил вина. Марк взмахом руки привлек его внимание и указал на окно. Призрак что-то ответил, но давящая тишина все так же заполняла все вокруг. Тем не менее брат Хэйл понял, что хотел от него герцог, и широко растворил одно из окон.

Трупный смрад закружился в вальсе со свежим ветерком, и вскоре дышать стало легче. Потом из-за окна постепенно послышалось пение птиц, шелест листвы, пощелкивание в порывах ветра вымпелов, отдаленные голоса, выкрики, лай собак, стук копыт, скрип телег – и ни единого намека на тревожный горн или барабанную дробь. Все, что произошло в зале, оставалось в зале, не являя бедствия для всех, кто был снаружи.

Лауциз тяжелым шагом обогнул стол и подошел к силящемуся опереться на руки и привстать графу Этруско, схватил того, дернул и грубо швырнул в кресло. Граф крякнул и, не успев опомниться, ощутил, как его сгребли за грудки и стали дергать в такт вылетающим словам:

– Это из-за тебя? Признавайся! Это ты, гнида, натворил? Кто этот щенок? Ведьмин сын! Что это было?

– Аббук, – послышался уставший голос архиепископа.

Старик, опираясь на руку Призрака, подошел к герцогу и глянул на Этруско:

– Только едва ли этот юноша до конца понимал, что делает.

Марк вдруг испугался, что архиепископ сейчас обвинит его, и небезосновательно, но тот присел рядом на «стул болтовни» и продолжил:

– Свитки, что торжественно передали мне, до церемонии оказались закляты. И да, я не смог этого опознать, ибо столь искусное ведовство, тонкое и крепкое, мне не узреть. Уже много недель, как я становлюсь сильнее. День ото дня. Но даже сейчас я не смог почувствовать ловушку. Пять свитков, что сейчас лежат на столе, плюс те два, которые зачитал граф, всего семь. Уверен, что они составляют пентаграмму мертвых. Но пентаграмма без застежки не сработает. И этот мальчик, – Бенегер медленно указал на бастарда, – являлся ей.

Чья-то рука потянулась было к одному из свитков из крайнего любопытства, но одернулась. Высокородные господа и леди, затаив дыхание, слушали святого отца.

– Я не знаю никого, кто бы мог сделать их в нашем Миру, но они каким-то образом оказались в этом помещении. И когда я сотворил круг, истончив тем самым грань с Нейтралью, дабы призвать Высших Судей, Аббук ногой вынес дверь, если так будет понятнее, и прошел в наш Мир.

– Но как? – послышались взволнованные голоса. – Ведь это невозможно! Мертвени и демоны, как и ангелы, как и другие духи не могут в своем обличии явиться в наш Мир!

По залу покатился удивленный вздох, обильно сдобренный паническими нотками. И если у кого-то еще была мысль тотчас покинуть Созыв, она испарилась.

– Не знаю, – архиепископ сокрушенно качнул бородой. – Но факт остается фактом. Он не просто занял место у окна, чтобы следить за нами. Он не пытался овладеть душой кого бы то ни было. Он проник в наш Мир на несколько минут, превратив его в свой, и сделал все, что хотел. Хотел бы убить всех – убил бы. Никто из нас не в состоянии с ним биться. Но спросить я хочу не об этом. Аббук ждал. Он точно знал место и ждал. Он был настолько уверен, что сможет пройти, именно пройти, что даже не дал мне полностью отворить дверь.

Бенегер Женуа поднял голову и ткнул сухим пальцем в юстициария, который вдруг оказался ближе всех к двери, незаметно крадясь к ней с того момента, как Лауциз добрался до графа Этруско:

– Взять его.

Юстициарий взвизгнул и пустился наутек, но первым его настиг поверенный Марка Ирпийского. Он одним прыжком сиганул на стол, сделал несколько шагов и коршуном спикировал на спину беглецу, прибив того к полу. Рывком поднял на ноги, не обращая внимания на идущую из сломанного носа Конфлана кровь, и пинком отправил его в цепкие руки набежавших мужчин. А архиепископ продолжил:

– Мы все должны поклясться пред Небом и перед друг другом, что сия тайна не выйдет за стены. Также кто-то из присутствующих должен выйти королем. Таково слово церкви.

Бенегер повернулся к юстициарию, которого бросили на колени перед святым отцом.

– Говори. И не лги.

– Святой отец, Ваше Высокопреосвященство, клянусь именами всех ангелов Небесных и именем самого Господа, что не ведал…

– Ах ты, гнида! – заревел виконт Кэйд и от души врезал кулаком по столу. – Да я…

– Виконт, – спокойно произнес архиепископ, – умерьте пыл. Пусть договорит.

– Я не ведал, что свитки зачарованы, – угасшим голосом закончил Конфлан, склонив голову.

Кровь тягучими капельками сбегала к кончику носа и нехотя срывалась на пол.

– Я тщательно проверил их, едва отыскав в королевском скриптории.

– Отыскал в скрипториях? Учти, это была твоя последняя ложь, – без малейшего раздражения проговорил Женуа.

Юстициарий уже чувствовал прикосновение холодного лезвия к шее. Хотя нет. Его казнят не мечом. Его повесят, как обычного бродягу. Вот Этруско, может быть, обезглавят, но точно не его.

– Однажды ко мне явился незнакомец, – залепетал он. – Лицо его было скрыто капюшоном, но он сказал, что пришел от Ворона, что он его правое крыло. Он проник в самое сердце дворца незамеченным и предложил сделку. Он обещал достать доказательства того, что у короля есть бастард, и указать место, где он скрывается. От меня лишь требовалось найти того, кто согласится представить его ко дворцу после смерти королевской семьи.

– А взамен? – мрачно спросил Марк.

– Я не знаю. Но они угрожали, – юстициарий молящим взглядом обвел окруживших его людей. – Я согласился, иначе они убили бы меня. И всех, кто в родстве со мной. Мое древо бы зачахло. Я…

Марк наотмашь влепил Конфлану оплеуху:

– Врешь! Ты наверняка думал лишь о том, что в тени этого несчастного ребенка станешь править сам.

– Но в нем течет кровь короля, – просипел юстициарий.

– Это уже не важно, – заговорил архиепископ, поднимаясь. – По краю громадной пустыни текла небольшая речушка. Она была хила и слаба, и с каждым днем земля отбирала все больше сил у нее. Но от ветров, что пролетали над ней, она ведала, что на другом краю лежит ее сестра, полноводная и могучая. И тогда речушка спросила у ветра, не знает ли он способа перебраться через пустыню, чтобы она могла соединиться с сестрой, но ветер ответил: «Нет. Пустыня велика, и жаркое солнце иссушит тебя еще в начале пути». Тогда из высокой травы показался черный змей. Он сказал: «Позволь мне отравить тебя. Ты станешь черной и тяжелой. Станешь мертвой водой. Мертвую воду не тронет ни солнце, ни земля. Так и доберешься до другого края пустыни». Но речушка ответила: «Уж если умереть, то пусть я умру в белом солнечном свете». И потекла она через пустыню, и испарило ее солнце. Превратилась она в облако, и ветер перенес его через пески. И пролилось облако на другом конце дождем, и речушка слилась с сестрой. А ты, несчастный, позволил себя отравить. Поддался на уговоры своего змея… Я принял решение.