Андрей Назаров - Перерождение

Всадник не торопясь подъехал к женщинам и, чуть нагнувшись с коня, произнес: «Богатого урожая! Не подскажете путнику, где мне сыскать хозяина здешней мельницы – Гуно Манчака?»

Женщины, прикрывая глаза ладонью от ярких лучей, с интересом смотрели на путника. «Холеный. Явно из столицы”, – думали они.

– И вам здрасьте, господин. Водязый-то наш? Как не знать Гуно. Он на самой окраине Зориц живет в доме. К самой мельнице пристроен дом-то. Да там его и сыщите, господин, не потеряетесь. Отседова до конца поля доскачете, потом налево и по тропинке до забора красного. Оттуда уж и шум – водица шумит, услыхать можно. Там мельница, значит, на берегу Бравки.

– Спасибо, барышни, – всадник тряхнул каштановой шевелюрой и так же не спеша поскакал в сторону, куда указывали работницы.

Спустя пятнадцать минут он и вправду услышал шум реки и работающей вдали водяной мельницы. Основное деревянное здание мельницы возвышалось в два этажа. К нему был пристроен небольшой бревенчатый жилой дом мельника с одной стороны и просторный крытый сарай на сваях, в котором размещались возы и лошади помольцев, с другой. Вокруг густо рос ивняк и ольха, бросая на часть постройки приятную тень.

Мельница стояла у самого порога реки. До порога Бравка текла размеренно, а после уже начинала петлять, завихряясь на поворотах и белея барашками на обтёсанных временем валунах.

Дверь открыли почти сразу.

– Доброго дня, хозяин! Меня зовут Снорре. Вам должно было прийти письмо от достопочтенного Торчина дэ Лилля о моем прибытии и о приезде еще троих моих спутников.

Мельник улыбнулся и впустил внутрь.

– Здравствуйте, господин волхв. Конечно-конечно. Входите. Я уж всё подготовил. Вам постелил на втором этаже мельницы. Место тёплое, чистое, не беспокойтесь. Остальным в сарае на чердаке. Меня зовут Гуно Манчак.

Гуно оказался высоченным широкоплечим мужчиной лет пятидесяти. Гордой прямой осанкой, седыми коротко стрижеными волосами и бородой он явно должен был выделяться из общей массы местных селян. Чуть горбатый нос и крупные, пропорциональные черты лица придавали ему вид близкий к старцам-друидам, о которых рассказывала Снорре в детстве его бабка. Но все же он не был щупловат и костляв как все уважающие себя старцы, а наоборот, видно было, что мельник силён и здоров. Широкие плечи его еле входили в дверной проём приземистой хаты.

– Вы наверно проголодались с дороги. А я вас ждал. Уже и рыбку пожарил с лепёшками. Там умывальник, а если в уборную, то из хаты и направо.

Снорре, действительно, слишком устал от многочасового пути и поэтому решил не тревожить Гуно долгими расспросами. Они спокойно перекусили почти в молчании. Видно было, что мельник немного смущается столичного гостя, да ещё и настоящего ученого волхва, к которым люди всегда относились с особым уважением, если вообще доводилось их видеть. Гуно с любопытством посматривал на улыбчивого молодого человека и даже немного с недоверием подмечал его простые привычки собирать по тарелке коркой хлеба остатки рыбьего жира или чертыхаться, когда он чуть не подавился костью. «Эко, совсем как наш», – думал он.

Снорре объяснил хозяину, что ему придется остаться максимум на три ночи. Завтра или послезавтра должны подъехать его спутники, а на четвертую ночь он никого уже ждать не будет. Дело не терпело отлагательств. Торчин торопил.

Оставшиеся полдня Снорре гулял по деревне, стараясь подметить всё, что могло выбиться за рамки обыденной сельской жизни. Под вечер он вернулся ни с чем, но в хорошем настроении. Деревня жила своими заботами, и вид пасущихся коров, кудахтающих кур и бегающих за ними ребятишек был как-то по-особенному приятен. Тем не менее, часть домов пустовала, как будто их совсем недавно покинули. Особенно бросалось в глаза, как заросли травой и сорняками сады вокруг покинутых изб.

Постепенно вечерело. Снорре и Гуно уже немного освоились, попривыкли друг к другу и быстро перешли на ты. После ужина они взяли по дымящейся чашке с мятой и вышли их хаты. Дойдя до того места, где река с порога шумно обрывалась вниз метра на полтора, они присели на деревянный настил и свесили ноги над речным потоком.

– Так что с вашей деревней не так, Гуно? Не вижу особых бедствий.

– Да как тут увидишь? Жизнь-то продолжается. Не будешь же плакать по пропавшим-то днями напролёт… А призадуматься есть над чем.

– Над чем же?

– Ну как. Да, считай, пол деревни сгинули. Девки многие пропали. Мужики работящие были, а сейчас кто пропал, а кто и одичал совсем. Ведьмины всё происки, говорю тебе. Одни уже служат им, приносят щедрые жертвы, уходят в болота. Другие, кто победнее, «сокх» пьют. Слыхал о таком, небось.

– Слыхал. – помрачнел Снорре, – В Ларракии эта дрянь быстро распространяется.

По большому счёту именно сокх был главной причиной столь пристального внимания к ведьмам и Культу со стороны верхушки Республики. Это был напиток, похожий на малиновый морс с нотками тины и он был наркотиком. По слухам эссенция была получена несколько лет назад из уникальных водорослей, которые растут только на дне Великого озера Тáйдушо, что на южной окраине Савошских Топей. Люди, принимавшие его, обычно проходили три этапа: в первые месяцы регулярных приёмов сокха человек испытывал необыкновенное чувство единения с окружающим миром, обострялись все чувства, наступала эйфория по малейшему незначительному поводу, человек влюблялся в жизнь заново; затем, на втором этапе, наступала пора возмездия – человек впадал в апатичное состояние, многие уходили в полную депрессию и отрешение от мирской жизни, другие доходили до крайне агрессивных состояний. На третьей стадии у людей начинали появляться признаки необратимости процесса – тёмные с синеватым оттенком выделения. Люди начинали харкать ими, жижица могла течь из ушей или носа. С появлением этих признаков становилось ясно, что подсевшего на сокх уже не спасти. Вскоре человек пропадал. Он просто уходил и больше не возвращался домой. Многие видели, как вконец потерявшие человеческий облик несчастные бродили, бормоча что-то себе под нос, будто бы ведомые какой-то силой. Кто они? Из какого города или деревни? Понять по их виду уже было невозможно. А подойти и спросить – страшно. Но большинство пропадали полностью. Сокх появился на юге Республики около пяти лет назад и начал распространяться приверженцами Культа савошских ведьм. Можно было догадаться, что зелье было одним из способов заработать большие деньги, но Снорре понимал, что за этим стоит что-то более значительное. Особенно непонятно было, куда деваются пропавшие, ведь трупов почти никогда не находят. Лишь немногие возвращались из лесов и болот – бесноватые, одержимые, голодные, вплоть до людоедства, но в большинстве случаев тяжело больных не находили нигде.