Алан Нукланд - Эпоха Полтины. Декста Квинта

– Пью за всех имперских говноедов, которых я отправил в огненное пекло на медленную прожарку до хрустящей корочки!

Пустой стакан со стуком опустился на стойку вверх дном. Кейн повернулся к обладателю алого плаща и наткнулся на прямой и яростный взгляд голубых глаз. На мужественном лице играли желваки, а губы кривились в презрении. Но тем не менее он держал себя в руках. Перевернув стакан Кейна, голубоглазый наполнил его янтарной жидкостью и пододвинул к нему, после чего также размеренно налил себе.

– Угощайся, Брустер.

– Благодарю, Дрэмм. Что-то давно тебя не видел. – Подняв стакан, он посмотрел сквозь него на собеседника. – Или ты наконец-то закончил завивать свою шевелюру и благородный барон соизволил пожаловать в наше низменное общество?

Дрэмм помедлил с выпивкой и, фальшиво посмеявшись, чокнулся с Кейном.

– Жаль, что мы не столкнулись на Рулофе. – Даже не скривившись от крепкого виски, добавил: – Я бы вогнал двуручник в твой зад и хорошенько провернул. Тебе бы понравилось, поверь мне.

– Хах! Дрэмм, твоя личная жизнь начинает меня пугать! – видя, как дёрнулось его лицо, Кейн усмехнулся и опрокинул в себя выпивку. – М-м, бездна, Лотар! Хороший виски! У тебя, как всегда, отменный вкус… И кстати, на Рулофе мы вас всё-таки знатно порвали. Как вспомню те славные деньки, так ух-х! Душа радуется, не поверишь как… А знаешь, – он пододвинулся к нему немного ближе, – приятно осознавать, что я приложил руку к тому, чтобы вы все попались в ловушку и передохли, как крысы.

Он протянул это с таким наслаждением, что Дрэмм потерял самообладание. Несмотря на то, что Кейн был готов к удару, увернуться от него всё же не смог и получил левой прямо в лицо. Его бросило в сторону, но он успел ухватится за стул и по инерции, с разворота, разбил его в щепки об успевшего поднять руку для защиты Лотара. Этот же кабан кинулся на него как ни в чём не бывало.

«Такого коня не то что стулом – дубовым столом не прошибёшь» – эта мысль мелькнула и тут же пропала. Сознание было больше поглощено обороной, чем философскими размышлениями. В этом случае факт опьянения был явно не в его пользу, хотя соперник тоже был далеко не трезв. Но у того это целиком компенсировалось буйной яростью, а Кейну оставалось только этим помешательством пользоваться и бить Дрэмма ножками от табурета, оставшимися у него в руках. Если бы он хотел его убить, то намного проще было бы пырнуть обломком в шею или глаз, но убийство не входило в его планы.

Есть! Увернувшись от особенно размашистого удара, он со всей силы заехал деревяшкой в челюсть взбесившемуся барону. Того хорошенько качнуло, но не остановило. Лотар бросился вперёд, схватил в охапку Кейна, и вместе они проломили окно кабака и камень мостовой хорошенько поприветствовал Брустера, а туша Дрэмма сверху чуть не раздавила его. Несмотря на оглушение и красные блики в глазах, ему удалось скинуть с себя Лотара. Но когда он попытался подняться, до него вдруг донёсся крик: «Часовые!».

Кейн успел увидеть лишь какие-то тёмные фигуры, окружившие их с Дрэммом, а затем яркий белый свет отправил его в глубокое забытье.

Пробуждение вновь было не из приятных. Тело болело, губа саднила, а прикасаться к затылку вообще не стоило. Живот крутило похлеще ветряной мельницы, и его бы наверняка вывернуло, только было бы чем.

Стараясь не делать лишних движений, Кейн рассматривал разводы на стенах и пытался ни о чем не думать. За столько лет, проведённых здесь, он уже выучил каждый виток этих жёлтых линий, сеткой змеящихся по потолку. Взгляд лениво скользил по ним, и это в какой-то степени помогало расслабиться.

Сила привычки.

Это как с папиросой – если утром не выкуришь хоть одну, не будет тебе покоя до тех пор, пока не затлеет алый огонёк и тягучий дым не наполнит лёгкие до предела, и ты не увидишь, как он клубится перед глазами.

Бездна! От мыслей о папиросах в груди начало противно покалывать.

Устало прикрыв глаза, Кейн сжал переносицу и слегка помассировал. Сознание неспешно восстанавливало цепь вчерашних событий и ему удалось вспомнить практически всё, кроме того, что было после прихода в кабак – дальше пустота. Видимо, он знатно напился. Судя по ссадине на губе и ноющим рёбрам (хотя что там рёбрам – ныло всё тело, особенно спина) ему ещё и накостыляли отменно. Он с усмешкой обвёл взглядом свою комнатушку – ага, а потом ещё и домой привели да спать уложили. Остаётся надеяться, что ничего не упёрли.

Внимание Кейна вдруг привлекла голова оленя над кроватью.

Его рога были целыми.

Странно… вроде бы он вчера его поломал, разве нет? Хотя это могло и показаться в пьяном угаре. Кейн нахмурился и задумчиво потёр лоб. У него и раньше были подобные провалы в памяти, особенно когда напивался в хлам, так что сильно удивлён он не был.

Задержав дыхание, Брустер поднялся и сел на кровати. От резких движений всё поплыло и заиграло цветными бликами, а в горле встал мерзкий комок.

Его всё-таки вырвало.

Прижимаясь лбом к холодному полу и тяжело дыша, Кейн пытался замедлить бешеный ритм сердца.

Как же его всё это достало. Лучше бы он умер на войне, всем было бы от этого легче. Одним солдатом больше, одним меньше – какая разница? Почему его не пронзило арбалетным болтом, не прошило мушкетной пулей, не ударила смертоносная молния хотя бы одного имперского мага, которых он так остервенело истреблял?

Кейн зашёлся в хриплом хохоте.

Да, та ещё задачка – умереть на войне, которой не было!

Некоторое время спустя истерика прошла, и ему полегчало настолько, что он смог встать и умыться. Выпитая из бадьи холодная вода растеклась по груди, оставляя после себя прекрасное ощущение свежести. Это окончательно привело его в чувство. Теперь можно было бы и перекусить завалявшейся где-то банкой консервов и идти на работу, но вот последнего чертовски не хотелось делать. И именно это нежелание натолкнуло на мысль посетить старого приятеля – у него-то наверняка есть что выпить и чем закусить.

Накинув куртку, Брустер вышел на улицу. Было довольно прохладно, но застёгиваться было лень, и он шёл нараспашку. Затянутые серым смогом небеса сегодня были светлее и уже не так угнетали. Хотя люди и так к ним привыкли. Человек вообще ко всему привыкает, такова уж его природа. И Кейн не был исключением, уже давно привыкнув к этому городу, к этим законам, к этому обществу, да и вообще ко всему. Так и жил, не замечая своего окружения, а окружение не замечало его. В этом вопросе был найден идеальный компромисс.

Кейн остановился перед красной дубовой дверью. Взявшись за стальное кольцо, зажатое в львиных клыках на двери, несколько раз громко постучал. Ему незамедлительно ответил приятный женский голос: