Олег Ткач - Смертельный Дар. Безумства Королей

***

– Ты знатно потрудился на благо церкви сегодня, – нараспев произнес епископ, чувствуя разгорающийся внутри огонь предвкушения. – И один грех тебе будет прощен. А может, и два…

Рука потянулась к серебряному колокольчику, стоящему на столе, судорожно схватила его и замерла в воздухе.

– Точно, два греха, – промурлыкал толстяк, ощущая, как потеют уже не только грудь и подмышки, но и ладони. Нарастающая волна возбуждения. Кисть дернулась, и кабинет наполнился мелодичным перезвоном.

Кламион поставил колокольчик на место в ряд и с любовью окинул взглядом весь десяток, разных размеров и оттенков. Каждый из них был сигналом для послушников, круглосуточно дежуривших за дверью кабинета епископа, служившего одновременно и спальней, и обеденной залой. Считалось, что ничто не должно было отвлекать верховного епископа Первого Собора Церкви от дел, поэтому любая его прихоть и желание немедленно удовлетворялись. А как могло быть иначе у человека, который денно и нощно заботился о процветании Церкви?

В дверь снова с трудом протолкнулись двое бритоголовых верзил-послушников, других, не тех, что ушли за Калебом. Пыхтя от напряжения, они втащили и поставили посередине кабинета внушительную кадку из черного дерева с серебряными обручами. Из кадки шел пар и приятно пахло травами, которые заранее подмешивал главный церковный лекарь. Послушники поклонились и молча вышли. Следом тут же вошли два мальчика. Белокурые юнцы были одеты в маленькие белые робы из тонкого шелка. Босые ноги переминались на месте, а две пары голубых глаз с тревогой и выжиданием смотрели на епископа.

– Святой Ваал! – хрипло воскликнул Кламион, освящая юнцов, исполняющих обязанности банщиков, святым знамением. – Сущие агнцы!

– Ты, – ткнул епископ в одного из мальчиков. – Выйди.

Мальчишка тут же выбежал прочь. Второй мальчик проводил его завистливым взглядом. Епископ развернулся и прошел к кадке, скидывая сутану на ходу. Залез внутрь, тихо охнув от приятного жара, охватившего все тело, и со свистом выдохнул, вдыхая полной грудью запах трав, щекотавший ноздри.

– Поди сюда и потри мне хорошенько спину, – распорядился епископ, закрывая глаза и склоняясь вперед, чтобы мальчик мог дотянуться до поясницы. От прикосновений щетки Кламион тихо замурлыкал. Расслабившись, епископ откинулся на спину, подставляя под мочалку грудь.

В плеске воды Кламион отчетливо услышал, как тихо скрипнула дверь. Мочалка упала в кадку. Кламион с удивлением разомкнул глаза. Даже Калеб не смел тревожить его без вызова после звона серебряного колокольчика. Верховный епископ повернул голову и с недовольством уставился на открывающуюся дверь. Из темноты коридора в высокий проем двери шагнул человек в доспехах и на мгновение замер. Кламион открыл от изумления рот. Незваный гость зашел в кабинет. Отполированная до блеска броня доспехов заиграла на свету сотнями бликов.

«Святой Ваал!» – холодная лапа ужаса сжала сердце Кламиона. Верховный епископ хотел закричать во весь голос, зовя на помощь Калеба и бритоголовых послушников, но не издал ни звука. Он снова и снова открывал рот и напрягал связки, но все было напрасно. Кламиона охватила паника. Он хотел потянуться к столу, где на расстоянии вытянутой руки стояли колокольчики, звон которых мгновенно заставил бы зайти верных слуг и защитить его от этого человека, с ног до головы закованного в железо, но не смог. Он был парализован. Его взгляд метнулся с гостя на собственную грудь и замер на зловеще поблескивающей игле, торчащей под правым соском.

Гость тем временем снял шлем и зажал его левой рукой, прижимая к туловищу. Из-под шлема на наплечники упала волна длинных золотистых волос. На верховного епископа уставились холодные глаза голубого цвета, точь-в-точь как у послушника, незаметно уколовшего его.

– Ну, здравствуй, верховный епископ, – спокойным, немного шипящим голосом поздоровался гость. – Прошу прощения, что беспокою без приглашения. Ты же знаешь, у нас, паладинов, не так много времени, чтобы тратить его на ненужные формальности.

Кламион скорее понял, чем почувствовал, что опорожнил под себя кишечник от страха. Все это, паладин у дверей, мстительная улыбка наполовину с гримасой отвращения на лице ублюдка-юнца и игла, торчащая из его груди, означало две вещи. Первая – его предали, а вторая – он умрет. Осознание происходящего наполнило его разум таким ужасом, что он почти утратил способность рассуждать. Но какая разница? Он уже был мертв.

Первый паладин подошел к кадке, ухватился за ее края окованными железом пальцами свободной руки и без усилий покачал ее из стороны в сторону вместе с содержимым, расплескивая воду на роскошный ковер.

– Сперва я хотел поговорить с тобой наедине, – Вилларион, прим-паладин Первого Собора Церкви, аккуратно погладил стальной перчаткой голову Кламиона и отступил на шаг назад, чтобы лучше видеть первосвященника. – Поговорить по совести, мой старый добрый друг. Но потом я передумал. Ты сильно изменился, брат Кламион. И, видит Святой Лорх, говорить нам было бы не о чем.

Вилларион подошел к столу Кламиона и взял в руки один из колокольчиков, приподнял его на уровень глаз и позвонил, прислушиваясь к мелодичному перезвону. Огромная ладонь резко сжалась, сминая тонкий металл.

– В кого ты превратился? – спросил с отвращением Вилларион и отшвырнул кусок металла в угол покоев. – Колокольчики? Святой Лорх, колокольчики!

Кламион смотрел на прим-паладина, всем своим существом желая лишь одного – чтобы Вилларион дал ему маленький шанс на спасение. Ведь не зря же он говорит с ним, вместо того, чтобы просто убить? Мысли Кламиона судорожно заметались, стараясь выстроить хоть какую-то цепочку в голове, которая позволила бы ему сохранить жизнь. Святой Ваал, если бы только он мог говорить!

Но верховный епископ ошибся. Его участь была предрешена заранее. Прим-паладин Вилларион не знал, что такое жалость, прощение или милосердие.

– Ты предал нас, ублюдок. Предал интересы Церкви, – голос Виллариона стал бесцветным, словно он зачитывал какой-то свиток. – Ты поставил свои мелкие интересы выше интересов Церкви. Ты обвиняешься в измене. Скажешь что-то в свое оправдание, старая толстая свинья?

«Тварь! – мысленно заорал Кламион. – Тварь!..»

Он бы мог привести сотню доводов в свою защиту, мог бы купить свою жизнь, мог бы… Это было бессмысленно. Он уже мертв.

Вилларион склонился над неподвижным первосвященником, так что едва не соприкоснулся с ним лбами. Его чисто выбритое лицо, без единого изъяна, встретилось с холеным и жирным лицом Кламиона, обрамленным идеально ровной бородой.

– Ты в самом деле верил в то, что я безумен? – прошептал паладин, буравя Кламиона тяжелым взглядом. – Ты в самом деле считал, что твой старый добрый друг окончательно рехнулся со своей верой? Что он способен лишь проливать кровь врагов во славу Святого Лорха? Старый дурак.