Олег Быстров - Диверсантка

– Зобель? Немка?

Катрин задумалась, как назваться: русской, как есть, или немкой, как теперь считается? Но девочка не слишком ждала ответа, продолжала говорить. И говорила почему-то всё время именно по-русски.

– Зобель, по-польски будет Соболе, по-русски – Соболь… Селят тут по двое, при этом чаще славян со славянами. Полька с русской, чешка с украинкой и так далее. Значит, будешь Соболёк! – И рассмеялась резким неприятным смехом. – Мы тут все носим зверушкины фамилии. Я, например, Беата Пьес. Это с польского – пёс, собака. А Беата – благословенная. Благословенная псина, смешно, правда? – и вновь рассмеялась.

Почему-то Катрин стало тревожно от этого неестественного смеха. Позже она узнала, что Беата так хохочет всегда, но в тот момент стало неприятно.

– Хорошо, Соболёк, – продолжала между тем соседка по комнате, – можешь говорить по-русски, по-немецки, а хоть на польском или английском, если умеешь. Мы тут многие языки учим. Запомни другое, ты сегодня дежуришь по столовой. Скоро обед, после него ты останешься и перемоешь тарелки и баки для готовки. Там будет тётка Хильда, она покажет тебе, где и что.

– Ты – старшая? – робко спросила Катрин. – Назначаешь дежурных?

Она успела год проучиться в немецкой школе. Папа настоял, говорил, что дети должны учиться независимо от того, где живут и на каком языке говорят. Там тоже были дежурные: помыть доску, прибрать в классной комнате после уроков и прочее, но их всегда назначал учитель. Катрин считала, так будет и здесь, распоряжаться должны взрослые, а не соседка по комнате…

– Старшая, ага… – нехорошо усмехнулась Беата. – А для тебя так уж точно. Что скажу, то и делать будешь. Ещё вопросы есть?

– Я думала…

Маленький, но твёрдый, словно из железа, кулачок впечатался ей в левую скулу. Катрин отбросило на застеленную кровать, из рассечённой губы брызнула кровь. А из глаз – слёзы.

– Ты!.. Ты что?! – взвизгнула она.

– Я спрашиваю, ещё вопросы есть? – надвигалась на неё девочка Беата со смешной фамилией Пёс. И отводила руку для нового удара.

– Ладно, хорошо! – пискнула Катрин. – Я – дежурная по столовой, нужно будет вымыть посуду!

– Вот так, Соболёк, правильно. Считай, обучение в школе Кнохенхюте началось. И запомни, я возражений не терплю. Встань, утри сопли. И поправь постель, смяла. Здесь такого не любят…

***

Обед проходил в большом сумрачном зале. Света редких светильников явно не хватало, но это не мешало воспитанницам принимать пищу. Именно так – не кушать, не обедать, а принимать пищу. Девочки дисциплинированно выстроились в очередь перед окном раздачи. Миски и ложки брали со столика тут же. Получив порцию, быстро отходили к длинным столам, и так же быстро и молча поглощали еду. Ни разговоров, ни смеха или хотя бы перешёптываний не было слышно, только звон ложек о миски.

И всё же, Катрин успела рассмотреть своих будущих соучениц. Были они разными – высокими и пониже, крепенькими и худенькими, светленькими и тёмненькими, – но в то же время и похожими, словно близняшки. Возможно, такое впечатление производила униформа и одинаковые причёски, а скорее, причина крылась в сосредоточенном выражении на лицах, молчаливости и отчуждённости, стоявшей между воспитанницами словно стена. Столь же высокая и неприступная, как крепостная стена замка Кнохенхюте.

Впрочем, Катрин – с нашитой перед обедом руной Тир на груди и с белым воротничком – наверняка не выделялась среди других. Разве что в левом углу рта, на верхней губе запеклась корочкой кровь. Вскоре она с удивлением заметила, что тоже не испытывает ни малейшего желания разговаривать с кем-либо, шептаться или смеяться. И дело было не в том, что девочки вокруг ей незнакомы – познакомиться пара пустяков. Просто хотелось быстрее съесть выданную пищу и уйти, как это все и делали. Наверное, атмосфера в зале была такой, не располагающей к дружелюбию, смеху и беспечным разговорам. Только вот Катрин не могла после обеда скрыться в своей комнате – Беата назначила её дежурной.

После еды, когда столовая опустела, она без труда нашла Хильду, пожилую немку, отвечавшую за питание учениц. Та бесстрастно выслушала путаную речь Катрин, что, мол, её назначили дежурной, и она должна перемыть посуду. Молча провела ученицу в моечную, показала, где что лежит, и скрылась. Катрин принялась за работу.

Пока шли миски и ложки, мытьё давалось без особого труда. Но вот с баками для готовки пришлось попотеть. Были они здоровенными, жирными, ужасно неудобными в обращении. Маленькой Катрин никак не удавалось подставить крупногабаритную посудину под струю воды, либо же вода проливалась через край раковины на ноги и платье мойщицы. Пыхтя и злясь, девочка драила очередной непослушный бак, когда бесшумно появилась старшая воспитательница.

– Разве ты сегодня дежуришь, Зобель? – спросила она.

– Да, госпожа Циге, – ответила Катрин, продолжая воевать с посудой.

– Странно… – задумчиво протянула Циге, – я почему-то была уверена, что сегодня по графику Беата Пьес.

Катрина даже перервала работу. Так вот оно что – Беата заслала её в моечную вместо себя! Но это нечестно! Раньше её никогда не обманывали… ну, почти никогда. Если что и было, то совсем по-детски, там и сердиться-то смешно. Но сейчас жгучая обида стала комом в горле, сдавила грудь. Врунья! Зазнайка, самозваная командирша! И что теперь от неё ждать ещё?!

– Но раз взялась – мой, – закончила между тем разговор госпожа Циге. И скрылась так же бесшумно, как и появилась.

Катрин закончила дело и направилась искать комнату. Сделать это оказалось нелегко, на помощь соседки, как обещала воспитательница, рассчитывать не приходилось. Такая поможет… Разве что с лестницы упасть да шею свернуть. Несколько раз Катрин сворачивала не туда, плутала по одинаковым коридорам донжона. Двери были все похожи одна на другую и все не те, что нужно. И спросить не у кого. Судя по столовой, здесь не любят общаться без крайней необходимости. Да и Катрин, если честно, совершенно не хотелось стучать в чужие комнаты. А ну как сразу, без разговоров получишь тумака в лицо?!

Наконец, коридор показался знакомым, а на двери она увидела характерную выщерблину у замочной скважины. Запирают здесь замки или нет, она не знала, но отметину запомнила, и потому смело толкнула дверь.

– Вымыла? – встретила её соседка противной своей, кривой ухмылочкой. – Вот и умница. Завтра заправишь мою постель. И смотри, чтоб ни единой морщинки. Следить буду строго. Вопросы?

Катрин с ненавистью смотрела на обидчицу, но та лишь ухмылялась. Ах, если б взглядом можно было убить эту девчонку – она б убила! Прожгла бы в ней дырку, разорвала бы на куски! Но взгляду обычной девочки это не подвластно. Скорее бы вырасти, стать большой и сильной, как Валькирия! Тогда не одна мерзкая маленькая полька не посмеет издеваться над ней…