Олег Быстров - Диверсантка

Вот что привлекало польку – лишний повод покрасоваться перед другими девчонками. Пьес страдал болезненным тщеславием, может быть оттого и лезла на рожон в спортзале, дерзила преподавателям. Для этого же нашла себе жертву – лишний раз самоутвердиться. По правилам дети к ножу не допускались, но Беата нашла способ уговорить Хильду. Когда ей было нужно, она могла убедить кого угодно.

Она любила подставлять буханку хлеба так, чтобы нож отрезал идеально ровные, совершенно одинаковые куски. Но при этом всегда убыстряла темп нажатий. Нож только и мелькал с глухим клацаньем, летели в лоток нарезанные ломти хлеба, девчонки круглили глаза и только что не визжали – это был час триумфа Беаты.

– Эй, кто там рядом, подавай буханки! – азартно кричала она когда на польском, когда на немецком языке. Глаза её горели, щеки румянились, и даже Катрин в такие моменты захватывал жутковатый восторг.

Но в этот раз было не до восторгов.

Как раз случилось дежурство. Катрин с двумя другими девочками выполняли обычные работы, когда явилась Беата. Судя по всему, она уже договорилась с Хильдой и направилась прямо к хлеборезке.

– Ну что, подруги, показать вам истинное мастерство? – выкрикнула весело, засучивая рукава. – Соболёк, иди сюда! Будешь подавать патроны! – и рассмеялась своим противным смехом.

Но когда загудел электромотор, и Катрин подала первую буханку, вдруг наклонилась и шепнула ей в ухо:

– Смотри, не выполнишь задание, я суну в эту штуку твою голову.

Невозможно было понять, насколько полька шутит и шутит ли вообще. Катрин как током ударило – другого шанса не будет. На побледневшем лице стала хорошо заметна маленькая родинка под левым лазом…

А дело уже пошло: нажатие – клац! – и подвинуть хлеб на сантиметр! Нажатие – клац! – и летит очередной отрезанный ломоть! Я такой же отрезанный ломоть, неожиданно подумала Катрин, подавая новую буханку…

Клац! – клац! – клац! – Беата нажимает на кнопку всё быстрее, лезвие мелькает в опасной близости от её руки…

– Соболёк, не зевай! – кричит разошедшаяся польская девочка со смешной для русского уха фамилией Пёс. – Давай хлеб!

Даю!

Поворот – взять хлеб – взгляд искоса – Беата осторожно подаёт остатки предыдущей буханки…

Поворот – Беата протянула руку – значит, хоть чуть, но отвлеклась – движение – рукой подать очередную буханку, а телом слёгка нажать на локоть…

Вот так…

Поворот…

В лоток вместе с отрезанным ломтём хлеба летят три отсечённых пальца.

Беата отдёрнула руку, и застыла, выпучив глаза на изувеченную кисть. Из обрубков пальцев хлестала кровь. И только через несколько бесконечно долгих секунд она закричала – дико, с пронзительным визгом. Катрин и не знала, что люди могут так кричать.

– Пёс тебя забери, Беата, – шепчут её губы. Шепчут так, чтобы никто не услышал.

Кухня пришла в движение. Завизжали разом и заметались бестолково девчонки. Откуда ни возьмись появилась бледная Хильда, ещё не понявшая, что произошло, но почувствовавшая беду.

– Ай, Беаточка, что ж ты так! Как же можно, дай помогу!.. – запричитала Катрин, как, бывало, лопотала фрау Гросс, когда совсем маленькая Катюшка шлёпалась на попку. Схватила подвернувшееся под руку полотенце, накинула на кисть, попыталась затянуть.

Беата вырвала обрубок руки, прижала к груди, пачкаясь собственной кровью. Шатаясь, вперевалку, как никогда раньше не ходила, потопала с кухни…

***

Вечером объявили общее построение воспитанниц во дворе, где находилось что-то вроде плаца, предназначенного как раз для подобных построений. На небольшую трибуну поднялся герр директор.

– В нашей школе произошло прискорбное событие, – начал он, напрягая голос. – Одна из воспитанниц, Беата Пьес, покалечилась по собственной неосторожности. Теперь она, к сожалению, не сможет продолжить обучение. Я хочу всем напомнить о дисциплине! Дисциплине и осторожности! Пусть это несчастье послужит…

Дальше Катрин не слушала. Беаты больше не будет. Может быть, её отправили к родителям, а может быть, в страшный концентрационный лагерь. А может, в лагерь вместе с родителями. Ведь недаром в школу Кнохенхюте – приют костей наших – отбирают лишь особых детей. И не выпускают до окончания обучения ни под каким предлогом. Высокие стены, ров, ворота на запоре. Знать есть, что скрывать от остального мира. А Пьес успела проучиться тут целых три года. Разве её просто так отпустят?

Но она сама выбрала свою судьбу. Мы все выбираем…

В комнату к Катрин подселили Адель Урс. Урс – по-французски медведь. Она и есть такая – большая и с виду неуклюжая. Зато не злая.

А перед отбоем неожиданно зашла фройляйн Циге.

– Ты ведь хотела иметь его при себе? – сказала она и протянула забавного плюшевого медвежонка с одним грязным ушком.

– А можно? – не веря своему счастью, пролепетала Катрин.

– Можно, – чуть приподняла уголки губ Циге, что должно было означать улыбку. – Теперь можно.

3. 1933 год. Школа Кнохенхюте, программа «Л»

Ханна Куна атаковала стремительно. Правой рукой имитировала удар в лицо, метя кулаком в челюсть, но это лишь для того, чтобы Катрин поставила блок. А сама тем временем, используя блокирующую руку как точку опоры, ударит локтем. Или, к примеру, резко затормозит движение и неожиданно перейдёт на захват и бросок. Вариантов много, и осмысливать их в схватке времени нет. Да и нельзя этого делать – думать во время драки. Должны работать рефлексы.

Именно повинуясь рефлексам, Катрин не блокировала обманное движение, а скользнула вдоль вытянутой руки противника с подшагом и поворотом – оп! и её пальцы цепко прихватили предплечье Ханны. Оп! – и на себя, с проворотом в другую сторону, и ногой – под колено, нажимая стопой кнаружи… Вот ты, подруга, и на земле. Теперь, если крутануться на левой ноге, можно носком правой заделать изо всех сил в висок.

Височная кость тонкая, она не выдерживает удар локтем, коленом, ну и носком ботинка, конечно. И ничего, что они в зале без ботинок, можно и босиком. Если уметь выгнуть стопу и бить тем участком, что сразу под большим пальцем. А Катрин умеет, не зря столько тренировалась, оттачивала этот удар на боксёрском мешке.

Но вообще, эта чешка драться умеет, с ней держи ухо востро. Даром что Куна по-чешски куница, а Катрин – Соболь, ну, в смысле, тоже из семейства куньих. Тут никто родства не признаёт, даже такого шутливого. Каждый за себя, только герр директор за всех. Да ещё госпожа Циге, конечно, куда ж без неё.

– Стоп!

Желтолицый инструктор развел руки, приказывая бойцам разойтись по разным углам ковра. Девочки послушно разошлись. Катрин – не без некоторого сожаления. Да, в своё время Ханна могла бы заткнуть за пояс и Беату, доведись им встретиться. Однако не довелось, Куна появилась двумя месяцами позже устранения нежелательного элемента. Так Катрин назвала для себя то, что она проделала с несносной полькой. Назвала вначале для самоуспокоения, несмотря на визит госпожи Циге и возвращение медвежонка, в тайне души она побаивалась последствий. Вдруг преподаватели затеют расследование, обвинят её в покушении на соученицу. Но потом успокоилась и стала оценивать свой поступок без всяких эмоций: была девчонка лишней, мешала, вот она её и устранила.