Галина Романова - Серебряный Рыцарь

Он не видел, как к нему бросился, презрев запрет не высовываться, Карадор и почти сразу налетел на выставленные вперед копья, еле успев затормозить. Как вслед за ним вытащили отчаянно упирающуюся Тару… Он больше ничего не видел и не чувствовал, парализованный проникшим в тело заклятием. Тьма и покой окутали его.

Тишина. Темнота. Пустота.

Никого и ничего. Полное одиночество. Наверное, это и есть смерть, которой так страшатся все – люди, эльфы, тролли, орки… Полный конец всему – и при этом ты остаешься в полном сознании. Но тогда выходит, что все россказни про Черту , которую охраняют Стражи , определяющие меру наказания или награды для каждой конкретной души, – это всего лишь сказки? Так сказать, слабое утешение для тех, кому вскоре предстоит на собственной шкуре познать, как они ошибались, веря в вечную жизнь?

Полная пустота. Нет даже ощущения собственного тела. Осталось одно сознание, мечущееся в поисках чего-то, за что можно зацепиться.

«Уж лучше бы полный конец – разрушение не только тела, но и души! – мрачно подумалось ему. – Чем такое… ничто».

Ты прав. Это – ничто.

– Кто здесь?

Собственный голос показался настолько чужим и чуждым, что с трудом верилось в возможность им пользоваться. В самом деле, какой уж тут голос, если нет тела и голосовых связок! Только голая мысль, а разум по привычке облекает ее в удобную форму…

Здесь нет ничего.

– А ты?

Меня тоже нет. И тебя.

– Но мы… есть? Я тебя слышу. Или ты – плод моего воображения?

Смешок:

Хотелось бы мне побыть плодом…

– Кто… то есть кем ты был?

Не узнаешь?

– Мы встречались? Когда?

Не знаю. Здесь нет времени и пространства. Здесь все останавливается.

– Время есть везде. Как ни странно, из-за его наличия тут мы можем общаться. Пространство, между прочим, четырехмерно – три обычных измерения плюс время, четвертое. Я учитывал это при проектировке Порталов и…

Он уверен, что я этого не знаю! – на то, что еще недавно было драуром, хлынул поток – эмоции, образы, мысли, чувства, перемешанные до такой степени, что трудно было отделить одно от другого и просто понять, о чем говорят все они.

– Так мы все-таки были знакомы? Ты что-нибудь помнишь о себе?

Уже не все. Здесь нет ничего. Совсем ничего! Но появился ты, и «что-то» возникло. Как ни странно, но стоит тебе исчезнуть, все исчезнет.

– И ты?

И я. Сейчас я вспоминаю, кем был. Ты прав – время пошло, и оно возвращает мне мое Я. Постепенно. А когда ты уйдешь, все исчезнет.

– Почему ты уверен, что я исчезну?

Потому, что ты попал сюда случайно. Теперь понимаешь, каково ЗДЕСЬ?

– Где «здесь»? – Если бы мог, драур завертел головой, озираясь по сторонам. Но какой в этом смысл, если нет ничего, кроме его мыслей и этого странного голоса. Смутно знакомого голоса.

Нигде! Этого места не существует. Оно не принадлежит ни одному из миров. Это – межмирье.

Вот оно что! Как же он сразу не догадался? Ведь все разумные существа в один голос утверждают, что после смерти все попадают в потусторонний мир , то есть в реальное место. Но межмирье связывает разные миры между собой. У некоторых народов есть даже миф о том, что души праведников действительно переселяются в иной мир, а души злодеев остаются здесь, размазанные по пласту межреальности. Выходит, он только что на самом деле умер? Наконец-то умер, как должно было произойти уже давно?

Смерти нет, – ворвался в сознание тот же чужой, смутно знакомый голос, – есть переход в новую жизнь.

– Это мои слова! – все существо драура встрепенулось. Как удар кнута, явилось озарение, где он мог слышать этот голос.

Да , – отозвался этот некто, – теперь ты понимаешь, что натворил?

Драуру очень захотелось умереть. Исчезнуть совсем, рассыпаться в пыль, чтобы уничтожилась и душа. Чтобы не было памяти, мыслей, чувств.

– Покровитель Бор не должен был отзываться на мой призыв, – осенило его. – Они должны были разгневаться и перестать со мной общаться – из-за того, что я сделал с Тобой… А Он отзывался мне.

Когда это было? Вспомнить оказалось трудно – память таяла, как снег под лучами жаркого солнца. Исчезали один за другим образы и картины прошлого.

Теперь ты понимаешь, каково мне? – тот же голос ворвался в его мысли. – Если бы мог, пожелал бы твоей смерти. Но смерти нет!

– Как это – нет? А как же те, кто погиб? Была война и…

И больше уже не помнилось ничего.

Случилась война, но Меня не было там. И ИСКРЫ гасить было некому.

Слово вылетело, как камень из пращи, и разум встрепенулся. Искры жизни… Они где-то там. Горят, ибо некому было гасить. Они все горят и будут гореть вечно, и лишь одной-единственной среди них нет – той, которая могла бы оживить драура.

…Нет, была еще одна погасшая искорка – та девушка… как же ее звали? Из памяти исчезло слишком много имен. Остался лишь образ юной альфары. Кто она? Как ее звали? Как прервалась нить ее жизни?

В центре селения ярко горел костер. Дрова – бревна, ветки, старые тряпки, всякий горящий мусор – таскали всем миром. Куча получилась знатная. На самый ее верх водрузили труп демона, и шаман, размахивая посохом, пустился в пляс, заклиная духов. По-хорошему, надо было принести жертву на Месте Силы, но эти демоны его уже осквернили и надо сперва провести очистительные обряды, потом отдельно задобрить Обитателей Места, и уж только потом снова жить по-старому.

Пламя занималось неохотно – притащенные жителями поселения ветки и мусор никак не желали гореть. Вокруг плавал густой дым, такой едкий и удушливый, что многие женщины и дети быстро разбежались. Остались лишь мужчины и самые любопытные мальчишки. Шаман уже устал, закликая огонь и усмиряя пленного демона. Он даже обрадовался, когда до него донесся запах горелых волос и плоти – противный, он служил тем не менее добрым знаком. Очистительный огонь добрался-таки до иномирной плоти и взялся за дело.

Два привязанных к столбам «демона» думали о чем угодно, только не об этом.

– Вот это да! – бормотал Карадор, вертя головой. – Рассказать кому – не поверят! Никто из наших никогда в этих землях не бывал. Это же такое приключение… Жаль, что последнее!

Тара до боли в скулах стиснула зубы. Девушке было так страшно, что она еле сдерживалась, чтобы не наорать на своего спутника. Ведь видит же, что ей хреново! Так зачем растравляет? От ужаса она находилась в полуобморочном состоянии, не могла не то что говорить, но даже и думать.

– Ты прости меня, а? Я, конечно, был плохим отцом, честно говоря, вообще никаким, но… Знаешь, я бы вот сейчас умер – если бы точно знал, что ты останешься живая. Как думаешь, это инстинкт отцовства или ты мне просто все еще немного нравишься? Нет, чес-слово, я всерьез подумывал, чтобы на тебе самому жениться… ну, если бы ты не оказалась моей дочкой. Мы бы с тобой вместе путешествовали…