Людмила Минич - Дети Хедина (антология)

– Я всегда буду поминать ваше имя с глубочайшим почтением, – пробормотал Ройне, все еще надеясь понять, что же хотел сказать ему Белый брат, но тот не дал ему больше вставить ни слова.

– Иди, юноша, иди. Тебя ждут твои дела. Поговорить о вечном, о возможностях, сбывшихся или нет, у тебя еще будет время, когда твои волосы побелеют. Сейчас же – ступай.

Ройне не стал больше спорить, хотя вопросов у него появилось куда больше, чем было до визита в Светлую башню. Возможно, судьба как-нибудь еще сведет его с магистром Хемилем. Возможно. Пока же ему нужно успеть повидаться еще с одним человеком. Тут уже нельзя полагаться на случай.

И все-таки один вопрос он задал, уже открыв дверь и ступив одной ногой на лестницу.

– Вы так и не спросите у меня, кто это?

– Кто? – не понял магистр Хемиль.

– Ради кого я все это делаю, – пояснил Ройне.

– Нет, – покачал головой старец. – Мне незачем это знать. Все, что мне нужно, я уже узнал. И буду молиться за тебя. Чтобы свет, который ты выбрал, тебя не обманул и тьма, которую ты покинул, не подвела тебя.

Пару мгновений Ройне еще стоял на пороге, словно колеблясь: войти обратно в комнату и получить ответы на все вопросы или уйти. Потом низко поклонился и, не говоря больше ни слова, стал спускаться вниз.

Тени удлинились еще больше. Ройне нетерпеливо побарабанил пальцами по черненой рукояти меча: брат наверняка уже знает, что он в Обители, и выяснить, где он был сейчас, Торишу не составило бы труда. А раз так, то мог бы, как магистр Хемиль, послать за ним какого-нибудь мальчишку, раз уж считает себя слишком гордым, чтобы прийти самому, как сделал мастер-наставник Нейго. Ройне, конечно, один из лучших следопытов, вышедших из стен Обители, но и ему потребуется время, чтобы отыскать брата, а времени у него остается все меньше. Или Ториш таким образом показывает ему, как мало для него значит предавший его брат?.. Так стоит ли его искать?

Если бы Ториш хотел встречи с глазу на глаз, он послал бы весть, что будет ждать под большим вязом, росшим в саду около спального дома, по ветвям которого они перебирались по ночам из одного окна в другое, или у водопада у дальней стены, где они часто любили гулять, делясь друг с другом секретами. Или сам бы встретил его сейчас на площади у Светлой башни, и они прошлись бы по узким улочкам, распинывая сапогами мелкие камушки. Имеет ли смысл идти куда-то или ждать здесь? Что-то подсказывало Ройне, что вряд ли. Ториш не пришел и не дал никакого знака, значит, он был обижен. А когда он обижался, то не спешил выяснять отношения. Он всегда искал утешения и веселья в шумной компании «Полосатого кота», харчевни, где старшие ученики и прочий не обремененный делами люд Обители любил проводить вечера.

Ройне выругался и отправился туда, решив, что если он ошибся сейчас насчет брата, то не стоит и жалеть о нем.

«Кое-что в этой жизни всегда остается неизменным. И это радует», – подумал Ройне, толкнув привычно скрипнувшую дверь харчевни и увидев того, кого искал.

Народу было еще немного: основная часть посетителей приходит сюда после заката. И Ройне без труда отыскал за столом у очага компанию кровного брата. «Свору», как называли их еще с ученических времен. Лохматый Оггре, Худышка Ватс и Деас Красный, как и много лет назад, сидели вокруг высокого парня с длинной черной косой, который и был родным братом Ройне, хотя по внешнему виду об этом нынче и не скажешь.

Ториш единственный не повернулся и не прекратил смеяться, когда все, кто был в зале, уставились на вошедшего, с удивлением изучая его диковинный вид. « Они все уже знают и уже успели перемыть мне кости», – понял Ройне и, подавив раздражение, напомнил себе: « Это плата».

Уверенной походкой, не обращая внимания на провожавшие его взгляды, подошел к столу «своры».

Ториш мотнул головой, словно давая оценить брату, что его коса стала еще длиннее и теперь достигала пояса, и наконец обернулся.

– Брат мой! Ты ли это?! – заорал он. Слишком громко, чтобы это сошло за истинное удивление. Ториш всегда был никудышным актером.

– Здравствуй, брат, – улыбнулся Ройне, ожидая, что тот сделает дальше. Вроде бы полагалось обняться, но кидаться на шею первым он не хотел.

Его устроило бы, и если б они просто кивнули друг другу, тогда после пары общих, ничего не значащих вопросов можно было бы смело уходить и вступать в новую жизнь, не сожалея ни о чем. В конце концов, кровное родство для Забытых Детей ничего не значит, об этом им постоянно напоминали все годы их обучения. Но даже учителя признавали, что это правило относится в первую очередь к кровным родственникам, оставшимся за стенами Обители. Такое, чтобы сразу два родных брата попадали в Обитель, бывало очень редко, и все закрывали глаза на близкие отношения между Ройне и Торишем: это было просто одним из видов дружбы, а дружба между учениками не запрещалась. И снявший черный плащ Ройне станет для брата просто тем самым родственником, который ничего не значит.

Но если Ториш подаст ему руку, это будет хуже. Вроде как не брат, но и не посторонний. Руки жмут людям, которых уважают, но и тем, с кем могут скрестить оружие, как только вдруг станет не по пути. Ройне не хотел бы никогда скрещивать мечи с Торишем. Хотя бы потому, что в учебных схватках он всегда одерживал верх. А сможет ли он убить кровного брата? И сможет ли оставить в живых врага?

Поразмышлять на эту тему Ториш ему не дал, перешагнув через лавку и сграбастав старшего брата так, что у того затрещали ребра.

– Тош… – прохрипел Ройне, похлопывая его в ответ по спине и удивляясь, когда это младший стал таким сильным.

– Три года, Рой! Ты, дерьмо собачье, пропадал так долго! Я скучал! – заявил Ториш, широким жестом приглашая садиться рядом с собой и присоединиться к трапезе.

Прежде чем сесть, Ройне пришлось обняться и с другими братьями: Серыми Оггре и Деасом и Черным Ватсом. Когда они были учениками, Младшими братьями, носившими полосатые робы, они были одной семьей, и с ними тогда был еще и Нибб-Кулак и Пелль Зубастый. Эти двое, один в черном, другой в сером плаще, сейчас, видимо, были в разъездах по делам Обители.

Ройне внезапно захлестнуло приятное чувство, словно он вернулся в детство. Эти голоса и эти рожи, хоть и огрубевшие, но такие узнаваемые и родные.

– Что ж ты волосы-то свои отрезал? – возмутился Ториш, по-хозяйски запуская пятерню в его вихры. – Мне про тебя всякие сказки рассказывали, но когда сообщили, что ты отстриг свою косу, я сразу заявил, что это враки. Не мог ты такого сделать! Мы же с тобой вместе решили, что никогда… в память о нашей родине. Что ж я теперь, получается, один такой буду?

– Теперь получается, что никто не оспорит, что ты обладатель лучшей косы в Шести Землях, – ответил Ройне, дернув за ухоженную, переплетенную черными шелковыми лентами косу брата.