Елена Самойлова - Змеиное золото. Лиходолье

Ночью могли запросто случиться заморозки, отчего трава вокруг стоянки покрывалась тоненьким снежным налетом, тающим с наступлением утра. Дважды мы с Искрой попадали под сильную, недолгую грозу, которая, как назло, застигала нас посреди поля или на обочине дороги, и приходилось прятаться от льющихся с неба потоков дождя в наспех сооруженных из двух плащей шалашах. И еще мы едва не угодили в гнездо лесной нечисти, разбив лагерь в тенистом овраге, за полверсты обходимого крестьянами, но местным колобродам одного короткого знакомства с харлекином было достаточно, чтобы благоразумно оставить нас в покое до самого утра.

А до крупного торгового тракта, по которому в это время уже тянулись первые караваны в сторону Лиходолья, было еще дня два пути. Можно было и быстрее – Искра предлагал тихонько увести одну или две лошади, но я отказалась. Мало того, что за конокрадами частенько пускали погоню, так еще мне не хватило смелости признаться, что за время, проведенное в ромалийском таборе, я так и не научилась верховой езде. Лошади будто чуяли мою шассью, змеиную сущность и отказывались слушаться поводьев, идя туда, куда сами считали нужным, а при попытке воспользоваться хлыстом немедленно вставали на дыбы и сбрасывали неумелую всадницу. Поэтому после недолгих споров в Лиходолье мы направились пешком, рассчитывая добраться до южного торгового пути, а там уже присоединиться к одному из караванов, идущих к реке Валуше, отделяющей степные земли от Славенского царства.

Когда мы покинули Загряду и устремились на юг, очень быстро выяснилось, что ледяные туманы, сырость и холодная затянувшаяся весна свойственны лишь небольшой области, прилегающей к проклятому городу. Стоило удалиться верст на тридцать, как унылые темные леса и сырые дороги сменились бескрайними зелеными лугами, перемежающимися яркими березовыми пролесками, и узкими глиняными тропинками, шагать по которым оказалось гораздо приятнее, чем по чавкающей под ботинками грязи.

Сегодня нам, можно сказать, повезло, и день оказался по-летнему жарким. К полудню солнце уже прилично припекало непокрытую голову, повязка на глазах пропиталась потом, градом катившимся со лба, и раздражала неимоверно, и кончилось все тем, что я стянула с лица узкую полотняную ленту и с огромным наслаждением взглянула на мир без преграды, а не через мелкую плетеную сеточку.

Перед нами лежал огромный луг, заросший травой высотой едва ли не по пояс. Узкая дорожка, больше похожая на выкошенную посреди зелени полоску, вилась меж цветочных островков к небольшому лесочку, издалека кажущемуся темной кромкой на фоне ослепительно-голубого неба. И каждая травинка, каждый цветок виделся мне окруженным тонким светящимся контуром, блеклым и почти незаметным из-за яркого солнечного света. Странное дело, но после того, как случилась моя неожиданная линька в золотой цвет посреди огня и дыма, видеть я стала четче и яснее, как будто бы шассье зрение каким-то образом слилось с человечьим. То, что раньше представлялось мне лишь разноцветными сияющими пятнами с размытым контуром и едва намеченными чертами, обрело четкость и стало ближе к тому, что я различала, будучи ромалийкой. Я стала видеть лица людей, обведенные призрачным сияющим ореолом эмоций и глубинной сути, цветы наконец-то стали венчиками из разноцветных узорчатых лепестков, а не просто изрезанными по краям зеленоватыми пятнами, а еще я наконец-то смогла увидеть звезды шассьими глазами.

Прежде ночное небо выглядело переливчатым аметистовым сводом с ярким диском луны, а сейчас оказалось, что этот свод украшен неисчислимым количеством бисеринок-звезд, окруженных мерцающими кольцами всех цветов радуги. Когда я впервые обнаружила это изменение, случайно взглянув на вечернее небо, то всю ночь пролежала без сна, созерцая эту невероятную сокровищницу, равную которой ни на земле, ни под землей не найти, и утром Искре пришлось немало постараться, чтобы поднять меня в дорогу…

Я прикрыла глаза и подставила лицо прохладному ветру, беспрестанно дующему над лугом и несущему терпкий, медвяный аромат цветов. Яркая, благоуханная весна на юге Славенского царства столь отличалась от сырой, холодной и промозглой распутицы вблизи Загряды, что поначалу я не шла – танцевала на узких дорожках, пересекающих некошеные луга. Я постоянно собирала охапки нежных, быстро увядающих полевых цветов и стремилась украсить ими все, даже харлекина, который стоически выносил все издевательства и терпеливо ждал, когда же из моей головы выветрится легкое весеннее безумие. То и дело доставала из небольшого кожаного мешочка, который Михей-конокрад привязал к оголовью переброшенного мне в Загряде лирхиного посоха, золотые браслеты с бубенцами, надевала их на запястья и лодыжки – и тогда над огромным лугом разливался тонкий хрустальный перезвон. Я была пьяна неожиданной свободой, которой мне так не хватало, пьяна настолько, что Искре то и дело приходилось одергивать меня, чтобы я не выдала свою змеиную сущность по глупости или невнимательности…

– Надела бы ты повязку. – Низкий, чуть рокочущий голос вдребезги разнес то восхищение, что я испытывала при созерцании необъятных луговых просторов. Я обернулась: довольно улыбающийся Искра, давно сбросивший и плащ, и плотную шерстяную куртку, еще шире распустил шнуровку на рубашке, будто посмеиваясь над моей невесть откуда взявшейся мерзлявостью, не позволявшей в мае снять плащ без риска схватить простуду. – А то забудешься в караване, что мне тогда делать?

– Она неудобная, – пожаловалась я, растирая переносицу ладонью. – И если все время смотреть сквозь нее, голова болеть начинает.

– Привыкнешь, – отмахнулся харлекин, подходя ближе и всматриваясь в мое лицо. – Кстати, зрачки у тебя стали шире и если не приглядываться, то почти незаметно, что еще совсем недавно змеиными были. А вот радужка как была, так и осталась желтой. Аж блещет на солнце, будто у тебя по золотой монете в глазницах. Так что привыкай к повязке и не смущай честных крестьян. Или ходи с тем, что досталось в наследство от Голоса Загряды.

– Скажешь тоже.

Я недовольно хмыкнула и отвернулась, продолжая путь по извилистой дорожке, изобилующей неровностями и ямками. Тут и зрячему идти нелегко, а уж слепому…

Тогда, в середине весны, мне казалось, что еще немного – и половина города вместе с нами провалится под землю, к странному, непостижимому созданию, прозванному Госпожой Загряды, и все закончится там, в сухом мрачном подземелье, откуда уже никогда не выбраться. Когда Искра метался меж щупалец, стянутых в тугой клубок, вытаскивая людей из-под завалов и буквально забрасывая их в узкие воротца ромалийской колдовской дороги, я мечтала только о том, как бы оказаться подальше от проклятого города. А как мне скрываться от людских глаз и где взять новую человечью шкуру, я даже не задумывалась.

Читать дальше