Елена Самойлова - Змеиное золото. Лиходолье

Нам едва хватило времени на то, чтобы вывести людей на «дорогу берегинь», но сами скрыться по ней не успели – знак крови, который я кое-как удерживала перед собой, пошел трещинами и раскололся вдребезги, а вместе с ним и мостовая. Даже речи не было о том, чтобы удержать колдовскую дорожку-тень, – я сама едва не рухнула в образовавшийся провал. Если бы не Искра, в последний момент ухвативший меня за руку и выдернувший из пропасти, откуда тянулся ворох темных щупалец, Орден Змееловов мог бы праздновать победу над очередной золотой шассой.

Мы с харлекином оказались зажатыми у городской стены и, не приди к нам неожиданная помощь, вовсе не выбрались бы.

Я успела увидеть величественную золотую сеть лишь краем глаза за миг до того, как Искра перебросил меня через плечо, чтобы попытаться пробиться мимо тянущихся к нам со всех сторон «пальцев» Госпожи Загряды. Колдовство дудочника, порожденное далеким эхом пронзительно-чистой мелодии, задержало существо, лезущее из городских подземелий, но лишь на несколько мгновений.

Следующее, что я помню, – ослепительно-яркая вспышка и глубокая тишина, накрывшая город, где мне послышался тихий свист Михея-конокрада, которым ромалиец успокаивал перепуганных насмерть лошадей.

От вытянувшихся на поверхность щупалец остались только легкие сухие оболочки, разлетевшиеся пылью на ветру. Со стороны уцелевших домов не доносилось ни звука – наверняка жители еще не скоро осмелятся выглянуть наружу, чтобы убедиться в том, что опасность миновала. О произошедшем напоминали лишь зияющие провалы, а еще – Голос Загряды, неподвижно застывшая у края разрушенной мостовой. Девушка напоминала статую – бледная, безмолвная, в перепачканном чужой кровью и пылью платье, с пустыми слепыми глазами, уставившимися в черноту. Еще одна покинутая оболочка, в которой не осталось ни разума, ни воли…

Харлекин тогда помог мне перебраться через городскую стену, бесцеремонно спихнул в холодную воду недавно освободившейся ото льда речки, и увиделись мы с ним лишь на берегу в полуверсте ниже по течению, где я с трудом выползла на небольшую отмель у высоченного оврага. И только разглядев, что Искра тащил на плече, я поняла, почему он задержался и не прыгнул сразу же следом за мной.

Мой железный оборотень добыл для меня новое тело, ранее принадлежавшее Голосу Загряды.

Голова на сломанной шее безвольно моталась из стороны в сторону, как у тряпичной куклы при каждом Искровом шаге, а поперек груди тянулись глубокие раны, оставленные когтями харлекина. Свежий труп, который еще можно было использовать для линьки в человека, но не дающий возможности позаимствовать хоть что-то из чужой памяти. Оно и к лучшему – я не хотела знать ничего из того, что помнила Голос Загряды, ничего из ее жизни в качестве проводника чудовищной воли.

Я сбросила золотую шассью шкуру там же, на берегу, под пристальным взглядом харлекина, сидящего чуть поодаль, и была неприятно удивлена, когда осознала, что глаза у позаимствованного мной тела были слепы с момента рождения…

– Попробовал бы сам пройтись, ничего не видя, по этой дорожке, – вяло огрызнулась я, в очередной раз угодив нижним концом ромалийского посоха, сломанного и потому укоротившегося на треть после бегства из Загряды, в нору какого-то грызуна.

– Я предлагал достать для тебя любое другое тело, на выбор. – Искра как можно невиннее улыбнулся и развел руками. – Ты отказалась.

– А ты ждал, что соглашусь? – Я остановилась, рукавом платья вытерла пот со лба и принялась распутывать туго стянутые завязки плаща. Ветер сегодня теплый, буду надеяться, что не простыну. Эх, и как Голос Загряды оказалась такой неженкой, проживая в сыром, туманном и продуваемом ледяными ветрами городе? Даже закаленным ромалийцам по осени и зиме приходилось туго, а уж такой хрупкой городской девушке загрядские сквозняки должны были вообще стать верной смертью, но не стали ведь. А вот мне, как назло, оказалось достаточно одной лишь ночевки на холодной земле, чтобы на неделю обзавестись насморком и сухим надсадным кашлем.

– Скажем так – я на это надеялся. – Харлекин тоже остановился, терпеливо дожидаясь, пока я справлюсь с плащом и уберу его в мешок из провощенного холста на широкой лямке, болтающийся у меня на плече. Ставшим привычным жестом провел по волосам, кое-как стянутым на затылке в короткий хвостик, растрепанный на ветру во все стороны и потому напоминающий цветок чертополоха, только не розовый, а темно-рыжий. – Извини, но видеть рядом с собой девицу, еще месяц назад бывшую воплощением твари из подземелий Загряды, – нелегкое испытание.

– Вздрагиваешь каждый раз? – язвительно поинтересовалась я, одергивая подол и глядя на Искру снизу вверх. Голос Загряды была на полголовы выше ромалийской девицы, но рядом с харлекином эта разница практически не ощущалась.

– Нет. Голову оторвать хочется, – спокойно отозвался оборотень, ласково оглаживая меня по шее тяжелой теплой ладонью. – Но я к твоему новому облику уже почти привык, так что можешь не беспокоиться. Хотя смуглая ромалийка была мне больше по вкусу. А повязку все-таки надень. Клятвенно обещаю, что при первой же возможности куплю или украду для тебя шелковую ленту.

– Из тех, что на свет почти прозрачные, а в косе кажутся тяжелыми и плотными?

– Ту самую. – Теплая ладонь соскользнула с шеи, ласково огладила по спине и остановилась на талии. Искра улыбнулся, ловко сдергивая у меня с плеча отяжелевшую сумку, и бодро зашагал по дороге, вынуждая догонять его чуть ли не бегом.

Впрочем, сжалился надо мной он довольно быстро, сбавил шаг, а потом заявил, что привал будем делать у во-он того лесочка, который виднелся на краю огромного поля маленьким зубчатым забором размером с гребешок.

– Шутишь? – Я приложила ладонь козырьком ко лбу, чтобы послеполуденное солнце не било в глаза. – Туда с версту еще идти и идти!

– Хочешь понесу? – недолго думая спросил Искра. Я скосила на него взгляд: увешанный с двух сторон заплечными сумками и оружием, он походил на разбойника с большой дороги, только-только ограбившего воз с поклажей, но еще не успевшего сбыть украденное добро. Для полноты картины как раз не хватало девицы на плече, отчаянно, но впустую колотящей здоровущего увальня маленькими кулачками по спине.

– Рук не хватит, – фыркнула я, пытаясь обойти вставшего поперек дороги оборотня, но не тут-то было. Оказалось, что свободных рук у него хватит и на меня, потому что не успела я сделать и шага, как оказалась прижатой к широкой груди, в глубине которой гулко и часто стучало сердце.

– Скажи спасибо, что на плечо не забросил, – улыбнулся рыжий, хитро сощурив светлые лисьи глаза.