Юрий Погуляй - Компас черного капитана

– Не останавливайтесь! – крикнул Эльм.

И мы пошли. Прямо отсюда начиналась следующая волна заструги, и я, вцепившись руками в лямки, потащил огромную ношу вверх. Темный Бог, как Эльм сумел столько времени тащить этот ужасный рюкзак?! Что у нас там запихнуто?! Целый ледоход?

Это был ужасный путь. Сжав зубы до боли в скулах, цедя про себя проклятья, я боролся с пургой, с давящим на плечи весом и вгрызался в каждый ярд ледовой пустыни. Ветер лишь усилился, и иногда видимость падала до пяти-шести ярдов, за которыми начиналась стена из мельтешащих колючих кристалликов. Фарри шел совсем рядом со мной, иногда пытаясь поддержать рюкзак сзади. Я чувствовал, как он переживает.

За меня… И за Эльма.

Шаг за шагом, на подгибающихся от ноши ногах я брел по холмам заструг, радуясь, что самый большой карниз остался позади. Там же, где и все мысли. Не могу сказать, что решение силача пришлось мне по душе, и дело даже не в тяжелом рюкзаке. Просто я боялся. Возможно, мне удастся пройти так милю. Может быть, две. Но потом тело сдастся, и я рухну без сил на лед, а Фарри останется один. Если Эльм не придет раньше…

А если он вообще не придет? Если Гончая заметит засаду и убьет силача? Что тогда?

Тогда ты умрешь.

– Может, остановимся, я что-нибудь вытащу из… – предложил Фарри и осекся, поймав мой взгляд.

– Понимаю… нельзя… Но мне стыдно.

Шаг за шагом. Шаг за шагом. У меня не было сил говорить. Сознание сконцентрировалось на том, чтобы вовремя выставить ногу вперед, принять на нее страшный вес и быстро перенести его на другую. Шатаясь, словно пьяный, я чувствовал, как кончаются силы, чувствовал, что каждый следующий шаг может стать последним. Но упорно шел вперед.

Первую милю мы прошли, наверное, за час. За бесконечно долгий час, показавшийся целой жизнью. Где-то в далеком прошлом остался сильный Эльм, где-то в далеком мире оказалась ледовая гончая и мое детство в Кассин-Онге. В моей реальности царил рюкзак и его хищные лапы, прижимающие меня ко льду. Скорее всего, времени утекло значительно меньше, чем час. Не могу сказать точнее: из-за пурги я совсем ничего не видел. Но один из обелисков мы миновали. Огромная башня слева от нас была почти сокрыта в снежной круговерти.

Меня стала бить дрожь. Сначала мелкая, как от холода, но с каждой минутой она все усиливалась и усиливалась.

– Стой, Эд! – обеспокоенно крикнул Фарри. – Стой!

Но останавливаться было нельзя. Я знал это. Шаг за шагом. Шаг за шагом. Ногу выбросить. Перенести вес, невзирая на дрожь в коленях. Выбросить вторую, удержаться от порыва ветра, устоять и согнуть пальцы в ногах в бесполезной попытке удержаться на льду. Выдохнуть. Вдохнуть. Вновь первую… Снег передо мной ревел в удлиняющемся туннеле, по бокам которого все смазалось. Шаг… Шаг…

А потом ноги подкосились, и я грохнулся в снег, пребольно ударившись выставленными вперед руками. Рюкзак придавил меня ко льду, покосился и перевернулся, сдвинув мое тело набок как тряпичную куклу.

– Эд! – Фарри оказался рядом и принялся меня тормошить. Стало тепло, почти жарко. Очень хотелось спать. Я лежал щекой на удобном льду и чувствовал приятную прохладу, проникающую сквозь шарф. Перед глазами оказался необычно красивый осколок. Свет преломлялся через него, а прозрачность наводила на мысли о хорошем стекле. О теплице Пухлого Боба.

– Эд!

Я закрыл глаза. Голос Фарри раздавался словно из другого мира. Сознание меркло, а перед глазами почему-то появилось лицо Сансы, жены оставшегося в прошлой жизни владельца таверны. Мягкое, доброе и удивительно красивое. Как пело мое сердце, когда Санса спускалась в общий зал с собранными в хвост русыми волосами и плавными, невероятно грациозными движениями наводила порядок на стойке Боба. Иногда она улыбалась мне, встретив после работы в теплице, и с нежностью и заботой спрашивала:

– Эд… Кушать хочешь?

Странно, но я никогда не ревновал ее к мужу. Да и никогда не задумывался над тем, что чувствую. Мне просто было хорошо, оттого что иногда удавалось ее увидеть, понаблюдать за ней, сидя за столом с парящим супом и тяжелой ложкой. Перекинуться парой слов.

– Эд… – говорила она мне, и в ее глазах царило тепло.

– Эд…

Лицо Сансы подернулось зыбью.

– Эд!

В уши вновь ворвался свист вьюги, а затем Фарри несколько раз ударил меня по лицу.

– Не спи, Эд!

Я ошеломленно смотрел на него, не понимая, что происходит. Распотрошенный рюкзак лежал в ярде от нас, и рядом с ним на горелке стоял котелок. Синий огонек едва боролся с ветром, невзирая на всю защиту, неуклюже расставленную вокруг.

– Слава Светлому Богу, Эд! – улыбнулся Фарри. – Сейчас чаю подогрею. Не спи, хорошо? Только не спи!

Я сел, чувствуя, как занемело все тело и как меня колотит неприятная дрожь.

– А где Эльм? – Хрип, вырвавшийся из горла, сложно было назвать человеческим.

Фарри не ответил.

Около минуты я пытался сориентироваться и понять, где же нахожусь и откуда мы пришли, пока взгляд не наткнулся на тающую цепочку следов, уводящую в пургу.

– Нам надо перебраться к путевику! – крикнул Фарри. – Ветер усиливается, Эд! Ты сможешь дойти?

Я посмотрел на рюкзак. На это мертвое, заносимое снегом чудовище, желающее забраться ко мне на спину. К горлу подступила горечь, но я кивнул.

– Рюкзак бросим! – Фарри заметил мой взгляд. – Эльм его увидит и пойдет по следам. А еще я сложу стрелку, куда мы пойдем! Он поймет!

Сжавшись, я прижал руки к груди и бросил взгляд на север и увидел, как в бушующей метели проступил черный силуэт.

Не в силах произнести ни слова, я смотрел, как фигура приближается к нам, и не испытывал ровным счетом ничего, кроме усталости. Ледовая гончая победила Эльма? И пусть. Нам все равно не выбраться отсюда без него и с этим проклятым рюкзаком. А если не брать рюкзака, то ночевать придется под открытым небом, без горелки и запасов энгу. Сколько мы так протянем?

Да нисколько…

Черный силуэт пошатывался, будто ветер сбивал человека с ног.

– Эльм! – закричал Фарри. Он тоже увидел фигуру и обрадовался.

Силач, тяжело ступая, вышел к нам с низко опущенной головой. В правой руке он сжимал ледоруб, а левая висела плетью. Уставившись на распотрошенный рюкзак, Эльм очень тихо сказал:

– Собери…

Ветер утих, будто вслушиваясь в слова циркача.

– Ты в порядке? – забеспокоился Фарри. Я уже знал ответ на его вопрос. Мужчине было очень больно. Он едва стоял на ногах.

– Собери… – повторил Эльм.

И тут я увидел его левую руку. Вернее, то, что от нее осталось.

– Собачий выродок отхватил мне кисть, – монотонно произнес Эльм. Зрелище рукава, заканчивающегося окровавленной тряпкой, заставило меня забыть о холоде и усталости. Я с трудом поднялся на ноги.