Юрий Погуляй - Компас черного капитана

Мне вдруг захотелось плакать и ругаться от отчаяния. Вот оно, спасение, рядом. Но смотрит на нас через прицел дальнобоя.

Стрелок посмотрел мне за спину, увидел, как по льду торопливо шагает улыбающийся Фарри, и опустил оружие.

– Кому там руку оторвало? – с легким недоверием спросил путейщик и спрыгнул на гусеницу, а затем и на снег. Товарищ в рубке заметно успокоился, поглядывая на меня уже с интересом.

– Эльму… Помогите нам, пожалуйста!

– Вот дела, – покачал головой мужчина. Ловко обмотал лицо покоящимся на плечах шарфом. – Показывай…

Эльм с трудом выбрался из убежища, и когда мы с путейщиком подошли, просто сел у входа и бессильно кивнул мужчине. Рука его выглядела просто ужасно.

– Собирайте вещи, – сказал наш спаситель и махнул товарищу. Корабль тут же заскрипел льдом, ловко выбравшись из колеи, и затарахтел к нам.

– Досталось же тебе, приятель, – буркнул путейщик, глядя на Эльма. – Кто же это тебя так?

Силач не ответил, прикрыл глаза.

– Говоришь, Кассин-Онга больше нет? – повернулся ко мне стрелок, видя, что от Эльма он ничего не добьется. – А шаман ваш чем занимался?

Я благоразумно не стал рассказывать про обряд, о котором говорил покойный Сканди, и просто пожал плечами.

– Живут, жируют за наш счет, а как до дела доходит… – зло сказал путейщик. – Плохо, малыш. Очень это плохо. Вон и на шахте одну штольню пару дней назад завалило напрочь, двоих рыбаков недосчитались. Видать, из-за Темного Бога и рухнула она. Погоди…

Он ошеломленно уставился на меня.

– Так это вас только трое уцелело, что ли? Из всей деревни?

Фарри тем временем выволакивал из нашего укрытия вещи и торопливо запихивал их в рюкзак, будто опасаясь, что путейщикам вот-вот надоест ждать и они уедут. Эльм с закрытыми глазами сидел, привалившись спиной к ледяным блокам, и чуть дышал. Лицо его посерело. Я же молчал, не зная, что сказать мужчине. Мне хотелось верить, что шаман все-таки говорил правду, когда рассказывал о людях на той стороне расщелины. Но…

– Вот оно как… – растерянно всплеснул руками путейщик, истолковав мое молчание по-своему. – Вот ведь… А рука у тебя совсем плоха, приятель.

Эльм открыл глаза и холодно посмотрел на него.

– Все! – сказал Фарри. В спешке собранный рюкзак не закрывался, и из него торчало еле запихнутое одеяло, но путейщика это не смутило. Он с кряхтеньем забросил его на спину и зашагал к ледоходу.

На палубе тягача царил рабочий хаос, и только в каюте отдыха, где горел шаманский фонарь, соблюдался хоть какой-то порядок. А здесь, в темном нутре судна, ржавели совсем непонятные мне металлические конструкции, брошенные вдоль стен, с труб свисало грязное тряпье, пахнущее сыростью и плесенью, чернели открытыми зевами массивные ящики с инструментами и деталями.

Корпус корабля беспрестанно содрогался, из двигательного отсека воняло чем-то неприятным, и у меня от этого запаха кружилась голова. Звук от мотора шел совсем уж жуткий. Казалось, потрепанный ледоход доживает последние дни. Его сердце лязгало, звенело, будто по нему в исступлении лупили стальными лапами все демоны Темного Бога.

Но несмотря на звон, запах и темноту, здесь было лучше, чем снаружи. От труб шло ощутимое тепло, и я даже стянул с себя тулуп – впервые за несколько дней. Мы с Фарри примостились на одном из закрытых ящиков. Эльма путейщики положили к себе в каюту, где один из них оказал ему первую помощь. Оказывается, наш силач успел перетянуть отсеченную кисть ремнем, и, наверное, это и спасло ему жизнь.

Я представил себе, как он сидит у трупа ледовой гончей, на морозе, в пурге, и перетягивает то, что раньше было здоровой рукой. Один в бушующей метели, с сознанием того, что те двое мальцов, идущих с ним, ничем не смогут ему помочь.

Из-за закрытой двери в каюту сквозь щели к нам проникал слабый свет, которого хватало только для того, чтобы очертить ее контуры. Такие же лучики пробивались сквозь люк на потолке, ведущий в рубку. Слева от меня Фарри привалился к теплой трубе и дремал, а я думал о том, что жуткий пеший путь закончился и вскоре предстоит выбирать иную цель, и эти мысли царапали сердце пуще ледяных осколков. Моя вселенная никогда не простиралась дальше Далекого Кряжа, и всегда в центре любых мыслей оказывался Кассин-Онг. Но теперь… Остаться с рыбаками? Вряд ли. Там нужно многому учиться, да и селятся на шахтах только принадлежащие гильдиям работники. Если ты не состоишь в их братстве, никто не допустит тебя до воды. Людям со стороны вход в шахты заказан. А это значит, что нужно искать себя дальше, в Снежной Шапке…

«Барроухельм…» – вспомнились слова умирающего Сканди. Он говорил о далеком городе и об инструментарии Лунаре. Имя врезалось в память как свое собственное. Рука сама нащупала компас за пазухой, и я достал загадочный артефакт. Щелкнул резной крышкой, открывая его. Теплый голубоватый свет озарил мое лицо, и я воровато покосился на Фарри, прикрыв ладонью компас. Мальчик-циркач мирно посапывал.

Зачем ледовым гончим подарок Одноглазого?

Мягкий свет чуть пульсировал, огоньки бежали к стенкам от бирюзовой стрелки, и мне в очередной раз захотелось узнать, что же притягивает ее. Куда она указывает? Не из-за той ли загадочной цели и погибла моя деревня?

Ледоход резко подпрыгнул, двигатели взревели, и от толчка я выронил загадочный компас. Меня бросило в холод. С металлическим звоном артефакт упал на пол, подпрыгнул и отлетел в угол, к конструкциям, загудевшим от маневра судна.

Проклятье! Проклятье! Сердце забилось, словно после долгой пробежки, я соскользнул с ящика и на карачках бросился за предательски сияющим беглецом. Но не успел…

– Что это? – испуганно спросил проснувшийся Фарри.

Я не ответил. Подхватил артефакт с пола и захлопнул крышку. Сияние погасло. Теперь хотя бы не будет видно выражения моего лица, на котором застыл ужас пойманного с поличным воришки.

– Что это, Эд? – требовательно повторил мальчик.

Я силился найти слова и сказать их так, чтобы не показаться подлецом. Но сам факт этого поиска лучше любого судьи определял мою вину.

– Это ведь компас, да? – пошевелился Фарри. – То, что искал тот человек на корабле?

– Ледовая гончая… – поправил я его, а затем меня как прорвало. Я поведал ему о том страшном убийстве в Кассин-Онге, о рассказе шамана Сканди про обряд черного капитана. Об Одноглазом, об Эрни, о приходе Темного Бога. О той женщине-гончей на платформе, у дома моего отца.

Фарри слушал не перебивая, и я чувствовал, что он верит мне и не осуждает.

– Это тот самый компас, о котором говорил старик, да? – спросил он, когда мой рассказ подошел к концу. В темноте не было видно, но я все равно кивнул.