Юрий Погуляй - Компас черного капитана

Странная логика для бедняков. Особенно вспоминая, как мы прекрасно согревались в пустыне, во временных хижинах, составленных из ледяных блоков.

Люди тут тоже были странные. Прохожие с подозрением и явно недружелюбно косились на нас, двоих подростков, блуждающих по городу.

– Чужаков нигде не любят, – пояснил Фарри. – Когда на одном месте живешь много лет – всегда смотришь волком на незнакомца.

– У нас в деревне гостям всегда были рады.

– Это не деревня, – отрезал парень. – В городах, в местах подобного типа всегда ждешь опасности от любого, даже знакомого человека.

Он будто раздулся от важности знатока. Но все равно в каждом слове Фарри чувствовалась боль. Я твердо для себя решил докопаться до того, что же случилось с ним в детстве. Почему он считает, что не заслужил такой жизни, и сам в принципе недолюбливает людей, несмотря на то что в общении с незнакомцами всегда улыбчив и добродушен.

Странные мне попались спутники… Но, в отличие от Эльма, Фарри пытался подстроиться к миру, а не гнул его под себя.

Весь день мы бродили по городу в поисках хоть какой-нибудь работы. Порой нас гнали прочь такие же соискатели, как мы, только они были взрослыми, крепкими и что-то да умеющими. А что умел я, кроме мелкой работы по дому да фермерских знаний?

– А тут есть теплицы? Я слышал, что они есть! – пришло мне в голову.

– Есть, – кивнул Фарри. – К югу от квартала знати. Но это, считай, и не город уже. Вот только чтобы туда попасть – нужно через Торговый район идти. А ты понимаешь, что это бессмысленно. Но ничего! Мы обязательно что-то найдем!

С каждым отказом он будто расцветал, в отличие от меня. Я смущался, когда Фарри, который взял на себя роль переговорщика, говорил с очередным нанимателем. Люди слушали его с усталостью, с раздражением, и я всегда знал, что они нас не возьмут, но мальчик расписывал свои и мои умения так ярко и красочно, что мне попросту было стыдно за столь откровенную ложь.

Фарри искренне верил, что нам повезет. Я чувствовал его. Он был из тех людей, что никогда не сдаются.

Но нам не повезло. Ни в первый день, ни во второй, ни в течение этой недели, ни в течение следующей. Больше месяца мы болтались по улицам Трущоб, тщетно разыскивая хоть какую-то возможность раздобыть немного денег. Каждое утро нас будил Эльм и отправлял на поиски работы, а когда мы возвращались ни с чем – зло цедил:

– Долг растет.

За недели поисков я уже смог ориентироваться в городе один. И знал, что среди кожевен можно нарваться на неприятности: местные работники грубо чурались незнакомцев и набирали людей только из гильдии Кожных Дел. А в узких, часто занесенных улочках между жилыми домами можно вступить в только что выплеснутые нечистоты, потянуть ногу или и вовсе пропасть. Пару раз я видел, как стражники, суровые бородатые воины с белыми воротниками и в медвежьих шапках, вытаскивали из лабиринтов мертвецов. Пять раз меня пытались ограбить, а одним вечером я еле сбежал от шайки враждебно настроенных подростков. Жизнь в Трущобах оказалась непростой. Даже днем можно было наткнуться на неприятности, когда тебя выталкивали из толпы в переулок и бесцеремонно обыскивали, ища хоть что-то ценное, но, разочаровавшись, сопровождали тумаками обратно и ждали следующей жертвы. Стража в таких местах почему-то не появлялась.

Но, невзирая на все опасности, я каждый вечер возвращался на улицу (кроме тех дней, когда выступала Лайла) и отправлялся на южную окраину, где неподалеку от ворот, к западу, в большом котловане стояли ледоходы бедных капитанов Шапки. Голубая стена возвышалась здесь на много ярдов. Титаническая преграда против ветра и метели. Пробравшись сквозь тесные лабиринты троп, весь облепленный снегом, а иногда и грязью, я добирался до заброшенного каменного дома, стоявшего почти на площадке над карьером. Там давно уже было вынесено все, что можно было утащить. Поэтому я стоял у окна без стекла, облокотившись на подоконник, и наблюдал за тем, как там, внизу, копошатся у кораблей инструментарии. Как праздно шатаются моряки, возвращаясь из кабаков и трактиров. Как суровые капитаны обходят свои суда, следя за работой мастеровых. В основном здесь отдыхали суда вроде трехпалубных шаппов и двухпалубных скортов, но почти у самой стены стоял мертвый корпус старого экспедиционного квартера. Тяжеловеса, повидавшего так много мест и теперь оказавшегося грудой металла в карьере Снежной Шапки.

Честно говоря, именно тогда мне захотелось стать моряком. Повидать мир в составе дружной компании. Оказаться подальше от Эльма. Стоять в рубке ледохода с чашкой перцового чая и ехать к концу вселенной. Пусть даже на службе какой-нибудь гильдии, но моряком.

А еще лучше – капитаном.

Но прежде всего мне необходимо было забрать назад свой компас, а долг и не думал уменьшаться – только рос ото дня ко дню. Это безмерно злило Фарри, и я чувствовал, как он задумывается о том, чтобы просто сбежать, пусть и в пустыню, но подальше от такого негласного рабства. Как ни странно, его удерживало желание вместе со мной пройти по дороге тайны ледовых гончих. Его детская радость от прикосновения к легенде перевешивала здравый смысл. И он искал шанса вырваться отсюда без бегства. Он очень не хотел возвращаться к той жизни, что вел до моей истории о компасе.

С работой, как вы понимаете, дела шли у нас не очень хорошо. В Снежной Шапке было много пришлых, и конкурировать с ними мы не могли. Хотя Фарри везло больше в поиске, но никак не в самой работе. Впрочем, я говорил об этом. Глядя на его неудачи, я все чаще задумывался, что нужно попытать счастья на ферме. Пробраться с кем-нибудь из купцов в Торговый квартал, а оттуда… Эх…

Вообще самым светлым пятном в те дни для меня оказалась Лайла. В тот день, когда я впервые увидел ее, – она напрочь поселилась в моем сердце, так что о Сансе я и вспоминать перестал. Представьте себе мое удивление, когда я узнал, что Лайла слепая. Сказитель-калека, обитающая в трущобах Снежной Шапки, в захудалой таверне. Почему мне и в голову не пришло, что черная повязка, пересекающая ее изысканное лицо, не штрих артиста, а черта старой трагедии?

Я долго ходил на ее представления, жадно ловя каждое ее слово, каждое ее движение. Зачарованный песней мальчуган, еще не понимающий, чего он хочет, но уже страстно желающий этого.

На ее четвертое выступление я решился с ней заговорить. Я специально приберег местечко неподалеку от помоста, вечно занятого бардерами. Сюда необходимо было приходить пораньше, так как желающих поглазеть на Лайлу хватало. Пару раз из-за этого начинались стычки, но тогда в ход шли вышибалы и выкидывали на мороз всех, кто хоть как-то возмущал общее спокойствие. Особенно усердствовал в этом Эльм.