Юрий Погуляй - Месть Ледовой Гончей

– Первая директива. Реликвия принадлежит нам. При отказе реализация допустима любая.

– Покиньте досмотровую, пожалуйста, – осадил фанатика Цитадели офицер стражи. – Я сам разберусь, какая у вас будет реализация. Меня не касаются ваши…

– Это невозможно.

Я не понял, что случилось в следующий момент. Два воителя братства без слов разошлись в стороны, синхронно вскинув руки. В массивных наручах фанатиков щелкнул механизм, выпустив наружу небольшие стволики. Тот страж, что просил вытащить компас, резко выдохнул и как подкошенный рухнул мне под ноги.

– Ложись! – одновременно заорали эмпат и стоящий где-то позади Торос.

Меня кто-то дернул назад, сбив с ног, и досмотровая комната опрокинулась под какой-то странный стрекочущий звук, непонятное чавканье и предсмертные возгласы. Компас отлетел в сторону, звонко грохнувшись о металлический настил.

– Какого драного собачьего бога вы делаете? – сдавленно воскликнул Три Гвоздя. – Что происходит?

Торос, спасший мне жизнь, бросился в сторону в поисках укрытия. Я же перекатился за труп обыскивавшего меня охранника. Один из воинов братства развернулся, выпустив в эмпата несколько зарядов. Мужчину отбросило на стену, кровавые брызги заляпали серую краску за его спиной. Фанатик корпусом повернулся к Мертвецу, вновь вскинул смертоносный механизм на руке.

Седовласый Добрый рванулся чуть вперед, зацепившись за столешницу, а затем опрокинул стол на себя и нырнул под его защиту. Очередь с визгом срикошетила о преграду в пол, в потолок и в спину опешившему офицеру охраны. Чернявый молча упал на колени, с недоумением прохрипел что-то и грохнулся лицом в пол. Второй фанатик тем временем попытался встретить красную молнию, в которую превратился Буран. Неприкасаемый словно взлетел, в прыжке оттолкнувшись от стены и почти коснувшись потолка, а затем обрушился на посланника Цитадели будто ледяная глыба. Тот вскинул было руку, защищаясь, но Буран уже оказался за его спиной. Хрустнула свернутая шея фанатика, а Неприкасаемый, будто в танце, уже перехватил руку умирающего с удивительным оружием, и разрядил скорострел в грудь первого убийцы.

Мимолетная схватка оставила на полу несколько трупов. Почти всех охранников Барроухельма, чернявого офицера, эмпата и двоих воинов братства Ледяной Цитадели. Я потянулся к упавшему на пол компасу, провожаемый взглядом Тройки. Мало того, бывший дознаватель постарался загородить меня от взглядов Неприкасаемых. Такая милая попытка прикрыть мою оплошность.

– Помогите раненым! – сказал Мертвец. – Одному совсем плохо.

Охранник, обыскивавший Фарри, лежал, поджав ноги к животу, и стонал. В своем углу зашевелились техники, испуганно глядящие то на нас, то на мертвых братьев Цитадели.

– Светлый бог! Это такой незабываемый момент, такая великолепная встреча, что мне хочется повторить ее еще раз. Давайте-ка все встанем, разойдемся по позициям и попробуем заново. Хорошо, да? Эй, поднимайтесь! – Буран пнул убитого фанатика. – Ну что же вы. Играть! Играть!

Он, дурачась, захлопал в ладоши.

– Хватит, Буран. – Мертвец встретил взгляд Тройки. – Ты что, в курсе?

Тот опустил глаза. Нет сомнений – Три Гвоздя знал о компасе. Но откуда? Я же не говорил никому, кроме…

«Ну конечно же!»

Сабля нервно облизывал губы, поигрывая клинком. Моего возмущения он словно не замечал.

– Это забавно, – равнодушно отметил Мертвец и обратился к уцелевшим техникам: – Я не представляю, что нужно делать дальше и как нам не стать виновниками погрома. Давайте будем считать, что мои люди спасли ваши шкуры, а вы теперь сделаете все возможное, чтобы не подставить наши?

Тот бородач, так радушно улыбавшийся нам в начале осмотра, торопливо закивал и поспешил прочь из досмотровой.

– Я не уверен, но боюсь, что выражу всеобщую заинтересованность, и, надо сказать, категорически живую. Что же это за дрянная дрянь всплыла у нашего любимого юнги. – Буран подошел к Мертвецу. Тот покосился сначала на него, потом на Три Гвоздя, а затем холодно отметил:

– Не старайся. Они, видимо, тоже знают.

У меня не нашлось ни единого слова. Фарри тоже смотрел на моряков с изумлением, совсем забыв о происшедшей здесь резне.

– Что значит «тоже»? – вырвалось у меня.

– Позже.

– А мне так хотелось немного театра в серой и скучной жизни, – хищно улыбнулся мне Буран. – Чтобы интрига раскрылась чуточку попозже.

Техник привел в досмотровую несколько солдат и бледного от испуга медика. Некоторое время нас продержали в тесной комнатушке под надзором угрюмого часового. Он смотрел на нас как на видавший виды сброд и даже не сдерживал брезгливости на молодом, безусом лице. Впрочем, его чувства меня не трогали. Поводов забить голову хватало и без этого. Например, как давно моя тайна перестала быть таковой? Конечно, я сам виноват, ведь первым же ее и выдал Сабле. Но все же – как так вышло, что о компасе знали и остальные?!

Хотя больше всего меня заботило, что в истории проклятого артефакта оказалась замешана Ледяная Цитадель! Да, очень кстати вспомнился тот странный соглядатай в Приюте, тот подозрительный взгляд невидимки в порту Руддергтона. Даже кораблик, ползущий за нами последние дни, вдруг оказался частью головоломки. Два ликвидатора братства ждали именно нас, пассажиров с «Девятикристального». Ждали, чтобы забрать компас.

«При отказе реализация допустима любая» – так сказал один из фанатиков братства.

Светлый бог, да в чем еще мы оказались замешаны?!

Нас отпустили где-то через полчаса. Без каких-то объяснений или рассуждений. Командир смены, правый глаз у которого дергался в нервном тике, выделил нам троих сопровождающих и попросил ближайшие дни не покидать выбранного нами постоялого места.

– Возможно, нам потребуется кое-что у вас уточнить.

Не знаю, что они хотели еще «уточнить». Как именно Буран убил двух воинов Цитадели, которые так легко отправили в божественные чертоги семерых служителей Барроухельма? Или почему ликвидаторы братства несли вахту одновременно со стражей?

– Сабля рассказал? – спросил я у Трех Гвоздей.

Мы шли следом за солдатами Барроухельма, одетыми в серебристую униформу. Под ногами хлюпала маслянистая вода, собиравшаяся в местах, где время продавило металлическую мостовую узких улиц. Пахло тут, скажу я вам, совсем дурно. Смесь нечистот, затхлости, гниения. Редкие потоки воздуха из гудящих вентиляционных отворотов лишь перемешивали эту вонь, но каждый раз мне хотелось остановиться у лопастей и дышать-дышать-дышать. Полной грудью, с наслаждением, радостью.

Пустыня разрывает гортань холодом, но в темноте города-ледохода мне так не хватало ее свежести.