Юрий Никитин - Возвращение Томаса. Башня-2 (сборник)

Сэр Торвальд встал с кубком в руке, лицо сияющее, вскинул над головой.

– Самая большая радость для отца, – провозгласил он звучно, – когда с чистым сердцем может поднять кубок вина в честь своего сына! И вовсе не потому, что сын дожил до каких-то лет… а потому, что свершил подвиги, которые увидели и оценили!

Он протянул кубок, рыцари вставали и с металлическим звоном, как при сражении, сдвигали кубки, будто щиты. Вино плескалось на стол, пили быстро и с чувством, орошая подбородки и грудь, пятная дорогую одежду. Женщины весело щебетали, первыми тащили лакомые куски с общих блюд на свои тарелки и на тарелки соседей-мужчин, за которыми принялись матерински ухаживать, мужчины снова и снова наполняли кубки.

Олег пил и ел вместе со всеми, потом ухитрился ускользнуть так незаметно, что даже Томас не сразу заметил его отсутствие. Да и то больше по тому, что исчезла и Лилит, а исчезновение с пира такой сказочно красивой женщины, что дух захватывает, сразу же понижает его статус.

Олег подставил лицо свежему ночному воздуху, на террасу слабо доносятся пьяные крики, веселые вопли, снизу поднимаются тягучие удары молота по железу, вкусно пахнет кожами и свежим хлебом. Некоторое время он прислушивался к ночной жизни замка, а когда сзади послышались шаги, он удивился, что это не Лилит, как почему-то ожидал, а кто-то из местных.

Подошел и бестрепетно смотрел снизу вверх маленький толстенький священник. К груди прижимает обеими руками толстую книгу, как щит, на лице борются страх и решимость, глаза беспомощно мигают, а рот то сжимается в твердую линию, то кривится, как у ребенка, что вот-вот заплачет.

– Ты был невесел на пиру, сын мой, – сказал он слабым голосом, – я не знаю, что тебя гнетет, но нас, служителей церкви, Господь поставил для того, чтобы мы могли помочь людям разобраться в желаниях и поступках, вместе с ними отыскать верный путь…

Олег посмотрел на толстенького священника с вялым любопытством. Эту породу знает, простые и недалекие люди, искренне верящие, что именно по воле Господа иконы творят чудеса, над монастырями в небе возникают дивные знаки, а когда грядет война или мор, то Господь по небу бросает хвостатые звезды, предупреждая, предостерегая…

– Спасибо, – ответил он вежливо. – Но есть люди, что предпочитают со своими мыслями разбираться сами.

– Это нелегкий путь, – предостерег священник. – И чаще всего неверный.

– Согласен, – ответил Олег. – Ученый человек всегда лучше подскажет неграмотному крестьянину, чем тот отыщет сам.

– Вот-вот, сын мой…

– Но только, – сказал Олег мягко, – я не такой уж и неграмотный крестьянин. Спасибо, падре, но займись лучше челядью во дворе. Я вижу там внизу и чревоугодие, и прелюбодеяние, и все остальные грехи, как совсем смертные, так и полусмертные…

Священник покачал головой, из круглых детских глаз страх постепенно уходил, язычник не так уж и страшен, взамен пришла решимость пастыря.

– Сын мой, они – христиане! Они ответят за свои грехи, если не искупят добрыми поступками. А вот ты блуждаешь во тьме неверия. Не пора ли тебе послушать о житии Христа, о его мученической смерти и чудесах, которые воспоследовали…

Олег прервал:

– Падре, куда больше чудес творили жрецы богов, которым пришла на смену вера Христа. Так что не в чудесах сила.

Священник опешил.

– Как это… не в чудесах?

– Да так, – ответил Олег с грустью в голосе.

– Но чудеса, – сказал священник горячо, – лучшее доказательство Божьего присутствия!

– А какие чудеса творили наши старые боги… – протянул Олег. – К тому же они куда более реальны!.. С ними можно говорить, с ними можно общаться, с ними можно даже подраться. Наши боги даже живут на земле. Кто в лесу, кто в реке или озере, кто носится вместе с тучами… Даже те, кто в небе, сходят на землю, чтобы влезть в постель к чужой жене, пока муж воюет на кордоне…

Священник кивнул, в глазах блеснула радость.

– Знаю, – сказал он обрадованно, – так был рожден славный рыцарь Геракл, отмеченный многими доблестями, но с нелегкой судьбой, за что Господь в конце концов и забрал его к себе на небо.

– Не на небо, а на Олимп, – буркнул Олег. – Был я на том Олимпе, одни драные козы траву щиплют. Я к тому, что наши боги – реальные. Жили на Олимпе, потом куда-то ушли. Кто-то сгинул, кто-то приспособился… Хотя вряд ли, слишком уж эллинские боги были… э-э… чувственные. У них цель всей жизни была в том, чтобы совокуплять друг друга, людей, коз, коров, птиц, рыб, мух… Такие никогда не приспособятся. Это Перун, который бабами или жратвой мало увлекался, а все занимался целыми племенами и народами, как-то нашел компромисс…

Священник спросил всполошенно:

– Компромисс ли?

Олег спросил с интересом:

– А как иначе?

Священник сказал с нажимом:

– А не приходило в голову, что тот древний бог в самом деле понял? И, отринув прежнюю жизнь, принял суверенитет Творца, признав, что его учение выше и чище? И сейчас следует за ним искренне, а не потому что… покорен?

– Мне он так не сказал, – буркнул Олег.

Священник покачал головой. Маленький и толстенький, сейчас он показался Олегу выше и сильнее, чем выглядел.

– Сын мой, все мы слабы духом. Мало из нас таких, кто вот так возьмет и признается, что был не прав. Гораздо проще сослаться на обстоятельства. И даже намекнуть, что вообще-то сохранил верность старым идеалам, когда-то взбунтуется.

Олег искренне удивился.

– Зачем?

Священник взглянул остро, отвел взгляд, потом сказал с прямотой:

– Из жалости. Из сочувствия. Из нежелания сказать неприятное. А такая правда не просто неприятна, она тебя ранит, вижу. Этот Перун, как ты его назвал, не сказал правду из… сочувствия.

– Лицемер? – удивился Олег. – Так вот какое оно, христианство? Раньше Перун никогда не врал!

Священник поерзал взглядом по полу, оставляя там пятна, наконец, поднял глаза на Олега, прямо и спокойно. Взгляд абсолютно уверенного в своей правоте человека.

– Сын мой, – сказал он мягко, – это щекотливый вопрос. Давай в него не углубляться. Не всегда следует говорить правду. Да, вера в Христа… на самом деле это не вера, а учение, но для непосвященных мы говорим мягче – вероучение, а для совсем простого народа – вера в Бога. Но ты-то понимаешь, что это строгое учение, на основе которого мы пытаемся улучшить саму природу человека. Ведь понимаешь?

Олег помедлил с ответом. Священник, с виду туповатая деревенщина, совсем не прост, если это понимает и облекает в такие простые и понятные для паствы слова. Конечно, сам до такого не додумается, но в том и сила церкви, что даже вот таких простеньких учит мыслить и говорить правильно.

– Я много видел учений, – произнес он уклончиво. Видя недоумение на лице священника, пояснил: – Я побывал в Святых Землях, где изучал многие… учения, верования, религии… Все берутся улучшить природу человека. Все улучшают природу человека. Но я пока еще не увидел решающего перевеса ни у кого…