Антон Орлов - Западня для ведьмы

Распущенные волосы колыхались вокруг ведьмы воздушной медузой, как будто исполняя свой собственный зачарованный танец. Камешки кололи босые ступни. Она не обращала внимания на боль. Плавные, стелющиеся, властные, зовущие движения: Хеледика делилась со здешним песком своим волшебством, вливала в него подобие жизни – это ненадолго, от силы на два-три дня, но для того, что она задумала, этого хватит.

Когда Орвехт приехал в наемной коляске с вокзала, Зинта была дома. Эдмар отправил ее на улицу Розовых Вьюнов на другой день после того, как у него не заладилось с Вратами Перехода.

– Я сейчас злой, как демон, и непредсказуемый, как самые сливки расы энбоно, вдруг я тебя чем-нибудь напугаю? Ты ведь меня еще не во всех моих масках видела… Я дорожу нашими странными, но трогательными отношениями и не хочу, чтобы они закончились, – он нежно погладил ее по голове, словно Зинта опять была кошкой. – Так что отправляйся пока домой.

– А что случилось с Вратами?

Эдмар криво и вымученно усмехнулся.

– Думаю, что в ближайшее время я это выясню.

Маги Ложи официально извинились перед ней за похищение, заверив, что виновные понесли заслуженную кару и больше такого не повторится. Напросившийся в эту делегацию Троглехт, который уже оправился от своего душевного недуга, был красноречив и преисполнен достоинства – можно подумать, это его стараниями лекарка оказалась на свободе. Когда все распрощались, а он попытался остаться, Зинта выдворила его без церемоний, он даже оробел от ее непривычной решительности.

А теперь вернулся Суно – живой и здоровый, с потемневшим от загара лицом, выполнивший секретное задание исключительной важности, но все равно невеселый. Главное, что вернулся. Как будто для Зинты, до сих пор прозябавшей в зыбком тревожном ожидании, наконец-то взошло ее собственное солнце.

Сумеречная хмарь надвигалась из-за прибрежных холмов. Над облитым скудным блеском морем все еще светилась бледная полоска, и там виднелся вырезанный из черной бумаги силуэт парусника. На севере, на мысе Добрый Клюв, зажегся маяк, каторжную тюрьму опоясало ожерелье тусклых огоньков. Вечерний запах океана стал таким острым и вкрадчивым, что голова шла кругом.

Трое в темных тюрбанах, какие носят понаехавшие в Овдабу сурийцы, с вымазанными сажей лицами, шагали по пляжу, держась за руки. Им освещал дорогу плывущий над землей шарик-фонарик, и россыпи гальки, озаренные его скользящим желтоватым светом, казались единственно надежными посреди зыбких пепельных сумерек. Следом за людьми шуршащей змеей полз песок.

У Дирвена опять мелькнула тревожно-неприятная мысль, что Таль во многом похожа на Хеледику, вот и песок ей подчиняется… Впрочем, сейчас не до того. Он был наготове, чтобы дать отпор жлявам, но народец зыбучек не спешил нападать на двух амулетчиков и ведьму. В прозрачных потемках кто-то осторожно копошился, наблюдая за людьми, один раз кинули камешком, но в остальном не мешали.

Тюрьму окружала старая кирпичная стена. Таль выступила вперед и приникла к ней, извиваясь, словно в танце, а потом проворно отскочила. Кирпичи с тяжелым стуком осыпались, образовался пролом: ведьма что-то сотворила с цементом, скреплявшим кладку. Друг за другом проникли во двор, хлынувший за ними зачарованный песок поднялся волной и застыл, замаскировав дыру.

Трое незваных гостей спрятались за поставленными в ряд бочками. Охрана с масляным фонарем подошла посмотреть, в чем дело, и неспешно убралась восвояси, не заметив ничего неладного. Кто-то сказал, что оголодавшие жлявы балуют, а другой возразил, что это, скорее, топлян выбрался из моря и ходит возле ограды.

Висгартская каторжная тюрьма для здешних служащих была тихой заводью. Волшебниц, преступниц знатного происхождения и опасных разбойниц тут не держали, на то имелась особая тюрьма при министерстве благоденствия. Местный контингент – воровки, обиравшие своих клиентов продажные девицы, домашние отравительницы, женщины, виновные в тяжких преступлениях против Детского Счастья, мошенницы, которым не повезло нарваться на тех, чьи интересы задевать не стоило. Вместо дерзких побегов – попытки соблазнения охранников (вот за этим начальство смотрело в оба), вместо бунтов – массовые истерики, тоже по-своему страшные, но не настолько опасные для окружающих.

Никто не ждал, что в эту тишь да гладь проберутся злоумышленники с целью кого-то выкрасть, а уж на такую честь, как визит первого в Сонхи амулетчика, здешняя комендатура тем более не рассчитывала. Охрана тюрьмы напоминала хозяйского пса, с которого довольно грозно выглядеть да ходить по двору, гремя цепью, – и все будет лучше некуда. До поры до времени.

Переждав за бочками быстро угасшую суматоху, юные налетчики переглянулись, блестя в полутьме белками глаз.

– Я узнаю, где она, – шепнула ведьма.

– Как узнаешь?

– Кого-нибудь допрошу и потом заморочу. Вы подождите тут.

Жертву она выследила возле кухни, которую обнаружила по запаху подгорелой овсяной каши. Коренастая женщина в тюремной робе вынесла наружу ведро с размокшими почернелыми корками – и застыла, как истукан, в один миг опутанная чарами.

– Где сейчас держат Нинодию Булонг из Ларвезы? – спросила ведьма, вынув у нее из пальцев дужку звякнувшего ведра.

– В лечебнице тутошней, у ней ноги недужные, – тихо и сонно отозвалась заключенная.

– Отведи меня туда.

Услышанное Хеледике не понравилось. Если у Нинодии больные ноги, в состоянии ли она далеко уйти?

Дирвен и Кемурт выбрались из-за бочек и все вместе двинулись к отдельно стоявшей постройке под двускатной крышей. На вбитых в беленые стены крюках висели фонари, но магических среди них было раз-два и обчелся. Пахло известью, мылом, прогорклым маслом и рыбой. Дважды приходилось замирать и «исчезать», пропуская караул. Маскировку обеспечивали амулетчики, а для ведьмы главным было не выпустить из-под контроля провожатую.

В которой из палат находится Нинодия, та не знала. Хеледика велела ей вернуться обратно и заниматься дальше своими делами. Чары постепенно рассеются, а о том, что произошло, женщина не вспомнит.

Лечебница была невелика. Ведьма усыпила надзирательницу, флегматично вязавшую носок в коридоре при свете начищенной медной лампы, и двух обитательниц первой палаты, переругивавшихся в темноте простуженными голосами. Нинодия нашлась в следующей палате, которую Дирвен отпер «Ключом Ланки».

Каморка с крохотным зарешеченным окошком и единственной лежанкой. Тут скверно пахло, и все трое еще на пороге невольно сморщили носы.

Бледное, опухшее, изможденное лицо больной каторжницы. Волосы кое-как заплетены, выбившиеся пряди прилипли к потному лбу. Беспокойно пошевелившись, женщина съежилась и подтянула к подбородку залатанное одеяло.