Антон Орлов - Западня для ведьмы

– А что там с ростком на «жареных грядках»? – полюбопытствовал Орвехт. – Сухрелдон все же доконал своими стихами сиянские пряности?

– Это не пряность, а тыква. Натуральная тыква, скороспелая вдобавок – уже вымахала величиной с кулак. Как туда попало семечко, неизвестно, коллега Сухрелдон клянется, что он ни при чем. И сорт неведомый. Вот вернется достопочтенный Зибелдон и разберется с ней, в растениях он сведущ больше всех прочих…

Из глубины дома донесся шум ссоры.

– Дура ты, Салинса, забирай его себе, а мне он даром не нужен! Рожей не уродился. Я пойду замуж за красивого парня, а не за кого попало!

– А ты, Глодия, будто рожей уродилась? Да не женится на тебе красивый парень!

– А вот посмотрим!

– Посмотрим, посмотрим! Да скорей посреди нашей улицы Врата Хиалы откроются, чем ты выйдешь за красавца!

– Ах ты…

– Отошли ты этих девок обратно в деревню, – философски-сочувственно посоветовал Шеро, допив последний глоток шоколада. – Это же не племянницы, а форменная напасть: горласты, лишены вкуса и такта, позорят тебя перед соседями и… И типун им на язык!

Последнюю фразу он произнес уже другим тоном, одновременно приступив к плетению мощного защитного заклятья. Суно, тоже уловив характерное магическое возмущение, приготовился к бою. Похоже на то, что Глодия таки выйдет замуж за красивого парня… Посреди улицы Розовых Вьюнов, прямо напротив особняка Орвехта, раскрывались Врата Хиалы.

Зашлась в истошном лае сидевшая за решетчатыми воротами соседская собака. Дворник с метлой, увидев туманную арку, вытаращил глаза, а потом благоразумно попятился, бормоча под нос что-то обережное.

Орвехт уже собирался пустить в ход заклинание экзорцизма, когда из колышущейся под аркой мглы вытолкнули на мостовую двух женщин, и одна из них была ему знакома… Нинодия Булонг. Растрепанная, подурневшая, бледная, как на смертном одре, – но это оказалась она.

– Шеро, Суно, родные мои! – хрипло крикнула вернувшаяся шпионка, заметив в окне второго этажа магов. – Гляньте, кто со мной! Мы все-таки нашли Бегонию, знай наших!

Она обеими руками ухватилась за сухопарую седую женщину, и со стороны казалось, что она вцепилась в госпожу Кориц, чтобы та не вырвалась и не бросилась бежать. Только выскочив на улицу, Орвехт и Крелдон поняли, что Нинодия еле стоит на ногах, а мать Дирвена из последних сил ее поддерживает, не давая упасть.

Дирвен молчал, набычившись, стараясь выглядеть независимо и презрительно. Хеледика тоже помалкивала. Злилась на него, это наверняка: губы сжаты, сощуренные глаза сердито сверкают. Потом достала матерчатую куколку, в которой будто бы заключена ее ведьмовская сила – ясно, у нее там олосохарский песок! – распорола ножом шов и немного содержимого высыпала, остальное завязала в платок и опять спрятала в карман жакетки. Лицо у нее при этом было такое ожесточенное, словно не куколку выпотрошила, а человека зарезала.

Взяв добытый песок в горсть, она встала на пороге коптильни, спиной к Дирвену. Волосы, длинным хвостом выпущенные из-под сурийского тюрбана, колыхались, как во время ворожбы, а за порогом брезжила облачная хмарь, налившаяся жемчужно-розовым утренним сиянием.

Ведьма размашистым движением швырнула песок и что-то произнесла яростной скороговоркой, в ее голосе слышался свист колючего ветра пустыни. Волосы на мгновение взметнулись и снова опали. После этого она вернулась в коптильню и уселась на скамью, благовоспитанно сложив на коленях тонкие руки. Ее невзрачное фальшивое личико в водянистом полумраке напоминало белую маску, испачканную сажей.

Дирвен, как ни крепился, все-таки не выдержал:

– Что ты сейчас сделала?

– Прокляла тех, кто мучил Нинодию, и тех, кто ее оклеветал. Теперь у них тоже будут болеть ноги – до конца жизни или до тех пор, пока они не раскаются в этом, не найдут ее и не попросят прощения.

– Ха, так они это и выполнят! Они же даже не знают, где ее искать.

– Тем хуже для них, – обронила песчаная ведьма с опустошенным видом.

– А как тебя сюда занесло?

– Мы ведь с тобой в одной лавочке служим.

Понятно, у нее задание Ложи. Дирвен снова умолк, злясь и на Хеледику, которой он теперь по горло обязан за маму, и на Ферклица с его Хенгедой, и на Рогатую Госпожу с ее извечными каверзами.

Врата Хиалы туманно переливались над старыми некрашеными половицами – словно обрывок сна, застрявший в мире утренней яви, где ему вовсе не место. Они напоминали дверь в страшную темную комнату: ничего не видать, но кто-то в этой зыбкой темноте есть – там шевелятся, перешептываются, хихикают, как будто даже подглядывают.

Жабий выкормыш Эдмар и Серебряный Лис подоспели раньше, чем до коптильни добралась погоня. Уже в Хиале, среди тошнотворной тускло-разноцветной хмари, Дирвен спохватился и чуть не взвыл от отчаяния: ему же предстоит объясняться перед кураторами и архимагами по поводу своего исчезновения, а он так до сих пор и не придумал никакой уважительной причины.

Нинодия с помощью Крелдона и Орвехта доковыляла до кресла в гостиной и принялась взахлеб, почти в истерике, рассказывать о пережитых злоключениях, мешая любопытные для Ложи сведения с несущественными подробностями. Прерывалась она лишь для того, чтобы отхлебнуть из чашки горячего шоколада. Благодаря чарам, которые навели на нее сначала Хеледика, а потом и Тейзург, боли она не чувствовала.

Сонтобию Кориц, оробевшую и не понимающую ларвезийской речи, усадили на диван и тоже угостили шоколадом.

– Зинта возвращается, – заметил Шеро, мельком глянув в окно.

– Уже идет обратно? – удивился Орвехт.

– Я бы сказал, не идет, а летит, как пушечное ядро.

Хлопнула входная дверь, послышался стремительный легкий топот, и в гостиную ворвалась лекарка.

– Тавше, силы твоей прошу!

– Госпожа Зинта, вас не затруднит немного подождать? – спросил Крелдон, перед тем уточнявший у Нинодии, о чем с ней беседовали в тюрьме овдейские чиновники.

– Я-то подождать могу, а гангрена ждать не будет. Лучше велите кипятить воду.

– Миленькая, только ничего не режьте! – всполошилась шпионка.

– Обойдемся иссечением, – успокоила Зинта. – Потом все заживет.

Ее сосредоточенное лицо было непривычно властным, Орвехту случалось видеть ее такой только за работой.

Когда Нинодия почувствовала себя лучше, ее увезли в загородное поместье Крелдона. Спустя несколько дней Суно навестил старую приятельницу: та уже ковыляла по дорожкам среди цветников, опираясь на дамскую трость с набалдашником в виде бутона. На ней было шелковое платье с воланами, волосы уложены в модную прическу, на отечном лице выделялись густо подведенные глаза, а в ушах сверкали крупные бриллианты – подарок от Шеро и Суно вскладчину.