Антон Орлов - Западня для ведьмы

– А тебя в пятилетнем возрасте не учили, что нельзя подбирать и тащить в рот что попало?!

– Так есть хотелось, – пробормотал Дирвен, заработав еще несколько испепеляющих взглядов, и добавил в отчаянии: – Сделайте что-нибудь, чтобы я не умер! Дайте мне противоядие!

Его напоили и рвотным зельем, и слабительным – прополоскало так, что ни в желудке, ни в кишечнике ничего не осталось. Изучив содержимое посудин, никаких следов отравы маги-лекари там не нашли. С помощью заклинаний и реагирующих на яды артефактов тоже не удалось ничего обнаружить, но Дирвен знал, что за подлая сволочь Эдмар. Определенно в том пирожке что-то было!

Да и выглядел он скверно: бледный как мел, трясущийся, взъерошенный, вспотевший так, что белье хоть отжимай, с затравленно-обреченным взглядом.

По распоряжению архимагов на консилиум срочно доставили двух лекарей под дланью Тавше: старого господина Шамонга и госпожу Зинту. Обследовав пациента, те единогласно вынесли вердикт: никаких признаков отравления. Даже они не могут найти, но что-то ведь есть!

Зинта смотрела сердито, словно того и гляди кулаком в глаз засветит. Остальные решили, это потому, что занятую лекарку оторвали от работы в лечебнице, но Дирвен понял: она все знает . И сердится на него, а не на Эдмара, несправедливо же! Хотя о том, что этот подлец отыгрался и скормил ему пирожок, она скорее всего не в курсе.

Постукивая клюкой, вошла еще одна участница консилиума – древняя старуха, при взгляде на которую думалось о парковых лужайках и лесных полянах. В ее седую косу были вплетены травяные стебли, с пелерины свисали пучки травы, пояс был перевит побегом плюща. Сразу понятно, кто такая и откуда она черпает свою ведьмовскую силу.

Все почтительно поздоровались с травяной ведьмой, а сама она поклонилась только служителям Милосердной. Что-то пошептав над изнывающим полуголым Дирвеном, подержав его за руку, посмотрев в глаза и понюхав содержимое дурно пахнущих плошек, старуха объявила:

– Нету здесь никакого яда. Зато есть другое.

– Что именно, матушка? – уважительно справился архимаг с бородкой.

– Этот юноша сегодня утром принял внутрь приворотное зелье. Из редких травок сварено, заговорено кем-то искусным, то-то вы ничего не заметили.

Дирвен не сразу осмыслил услышанное. Приворот? Не яд?.. Правда не яд?!.

Остальные начали обмениваться репликами, однако он не мог разобрать, что они говорят. Главное, что не отрава! Смертный приговор в последний момент отменили.

– Понял, бестолочь? Не помрешь, зато втрескаешься, – бросил старший из магов-охранников с таким выражением, словно то, что подопечный останется жив, не слишком его обрадовало.

– Какой приворот, матушка, сможете определить? – осведомился с долей озабоченности толстый архимаг. – Низкий или высокий?

– Низкий. А вот снять его не смогу, ежели вам нужно, тут уж сами постарайтесь.

Привороты бывают двух видов. Высокий – когда человек влюбляется без памяти, готов забыть обо всем, что имело для него значение раньше, разорвать свои прежние связи и пойти за объектом влюбленности хоть на край света. Привороживший без труда подчинит себе привороженного. А низкий приворот всего лишь разжигает телесное желание. Ничего, кроме похоти. Эта разновидность считается менее вредоносной для пострадавшего и окружающих, а потому расценивается законом как менее тяжкое преступление.

Дирвена снова взяли в оборот, теперь уже одни маги, без участия лекарей. Еще на десять раз проверили-перепроверили и, убедившись, что приворот и впрямь по всем признакам низкий, вздохнули с облегчением. Нет никакой возможности его снять – это да, но зато нечего опасаться, что первый амулетчик без памяти влюбится и потеряет голову.

– А к кому меня приворожили? – поинтересовался Дирвен настороженно.

– Не задавай детских вопросов, это с ходу не определишь, – отмахнулся видный специалист по приворотам. – Главное, что не высокий, на рассудок не влияет, не создает почвы для манипуляций. Не лопай в другой раз что ни попадя, уж дотерпи как-нибудь до трапезной.

– Вот на кого у тебя встанет, тогда и узнаешь, – ухмыльнулся его коллега, известный пошляк.

Зашла речь о том, что стоило бы выяснить, откуда взялся пирожок с приворотным зельем в графском парке. Видимо, кто-то выбросил – то ли тот, кого угостили, то ли тот, кто намеревался кого-то приворожить, но передумал? Надо бы отправить к графу данг Чеглеруму дознавателя…

Выпровоженный в коридор Дирвен подумал, что они же теперь расследование затеют и, может, даже «виновных» найдут, и все по ложному следу… Эта мысль вызвала у него не раскаяние, а скорее ощущение некоторого неудобства, вроде рези в глазах или боли в натертой пятке. Он был до того измучен и опустошен, что даже не стал огрызаться на своих сторожей, которые потащили его в трапезную: архимаги распорядились впредь особо присматривать за тем, чтобы разжалованный первый амулетчик хорошо кушал и всегда был сыт.

К кому же эта омерзительная, такая омерзительная, что убить мало, и в то же время омерзительно прекрасная сволочь его приворожила? Оставалось надеяться, что не к тухурве, которая выглядывала вместе с гнупи из подвального окошка.

Соленурки, похожие на ящерок с переливчатой стеклянистой чешуей, сверкали на солнце, словно россыпь живых алмазов, сбежавших из ювелирной лавки. У Невьюронга, которого Суно ценил за изящество слога и способность подмечать такое, что увидит далеко не каждый, был, помнится, рассказ на эту тему… В памяти Орвехта впечатление от рассказа сплелось с ароматом превосходно сваренного горячего шоколада, в который добавили ложечку мятного ликера. Но какой там сейчас Невьюронг, какой, боги милостивые, шоколад с ликером – посреди этой обманчивой, как лабиринт, и раскаленной, как забытая на плите сковорода, сурийской равнины, неподалеку от соленого озера с кишащими на солнцепеке соленурками!

Сабил, почтительный молодой человек в матхаве, направляющийся в Пчеват к родителям, освободил один из двух своих дорожных мешков, натянул истрепанные кожаные перчатки и отправился на охоту. Ящерки, спасаясь от него, прыгали в воду или шныряли по каменным россыпям, усеянным кристалликами соли.

– Сколько поймаешь, я куплю за хорошую цену, – великодушно предложил Атабиш-нуба, торговец, которому больше некуда было спешить, потому что срок его сделки истекал завтра-послезавтра.

Останавливаться на дневной отдых они начали после того, как пала кляча Сабила. Сразу было ясно, что она доживает последние восьмицы, и ее прежние хозяева в Мепсахате обрадовались покупателю, как милости кадаховой: принесла им лошадка напоследок нежданно-негаданно какой ни на есть барыш!