Стивен Гулд - Джампер. История Гриффина

Я закрыл альбом и попробовал встать, чтобы помочь ей подняться, но нога так сильно затекла, что я не смог на нее упереться и упал. Ногу кололо иголками, и это было мучительно неприятно.

Встревоженная, она тут же очутилась рядом со мной:

– С тобой все нормально?

– Нога затекла, – процедил я.

Мы втроем отправились в небольшое индийское заведение в Мэрилбоун, и мне пришлось пообещать мадам Брескин, что вернемся мы в отель на такси. Сидя в ресторанчике, они с Эвэ заставили меня показать им рисунок. Я скривился и неохотно передал им листок, а сам очень внимательно наблюдал за их реакцией.

– О, – пробормотала Эвэ. Ее рука поднялась вверх и поддернула декольте. – Ты… льстец.

– Батюшки! – воскликнула мадам Брескин. – Я видела, что ты стараешься, но ты умудрился сделать гораздо больше, нежели я ожидала!

Эвэ проговорила сдавленным голосом:

– Посмотрите же, что он сделал! Никогда я так не выглядела. Эта девочка… чувственная. – Она прикрыла рот рукой и стрельнула глазами на учительницу.

Мадам Брескин наклонила голову.

– Да, согласна. Все мы такими бываем, иногда. Что и говорить, он был более объективен, нежели поэтичен. Мы не всегда видим то, что совершенно очевидно Для других…

Эвэ выглядела смущенной, но тут подошел официант, и мы оба вздохнули с облегчением, а мадам Брескин отчего-то развеселилась.

Позже, в фойе отеля Эвэ тихо сказала:

– Мне бы– хотелось иметь копию, если ты согласишься отксерить рисунок.

– Можешь забрать себе, когда я закончу. Мне только с фоном разобраться. Не нравится свет на мечети и утки, а уж вода – это вообще не обсуждается.

Она запаниковала:

– Но мы утром уезжаем! Ты не успеешь.

– Я имел в виду, когда ты вернешься. В Трентон. Дай адрес и телефон. – Я вложил ей в руку карандаш. – Пожалуйста.

– А. Почтой. – Она написала несколько строчек аккуратно и элегантно. – Ну конечно.

Я пожал плечами.

Она спросила:

– А твой адрес?

– С почтой… напряг. Там, где я живу, и телефона пока нет. Но я не потеряюсь.

Мадам Брескин дала нам побыть наедине. Она уселась возле лифтов в кресло с ножками в виде львиных лап и делала вид, что смотрит в книгу.

Я зажал альбом под мышкой и протянул руку:

– Счастливого пути, мадемуазель Кельсон.

Она взяла мою руку и возмутилась:

– Рукопожатие?! Еще чего!

И дернула меня за руку так, что я оказался очень близко. Ее свитер был таким же мягким, как я изобразил, а губы, если уж на то пошло, – еще мягче.

– Вот! – сказала она. – Теперь ты можешь улыбнуться.

Мне пришлось поднять упавший альбом, и швейцар был так любезен, что выпустил меня на мокрый асфальт, распахнув передо мной дверь после того, как я в нее врезался.

Шел дождь, было холодно и гадко, но мне было наплевать.

Мне страшно хотелось объявиться на следующий день в аэропорту и удивить ее, но я не знал, летели они из «Гэтвика» или «Хитроу», да и каким рейсом. Должен признать, что у меня в голове постоянно вертелось: «Оставь им желать большего», – и я бы тут же прыгнул, если б знал наверняка, куда и во сколько.

Ведь именно мне и хотелось большего.

Два часа я провел в Риджентс-парке, заканчивая фон. Ее фигура претерпела минимум изменений – чуть-чуть добавил размытости и затемнил абрис, чтобы она выделялась на фоне. Кружевной край ее лифчика показался наружу – фокус моего притяжения, и я вдохновенно работал над ним, не в состоянии удержаться от того, чтобы смотреть на ее грудь, глаза, губы…

Я отнес портрет в «Кинко» и с помощью самой крупноформатной машины сделал копию с двойным увеличением.

Затем отправился в специализированный магазин за рамкой.

– Твоя работа? – спросил меня служащий, аккуратно держа рисунок за края. – Ты не подписал, Хочешь, покроем фиксирующим средством?

Я подписал портрет только именем. Ниже поставил «Риджентс-парк» и дату нашей прогулки. Продавец принял его обратно и опрыскал фиксатором из жестяного флакона «Ласко».

– Упаковать?

– Да, пожалуйста.

– Отправишь почтой или в руках понесешь?

– В руках, я собираюсь ее доставить лично.

Проблема заключалась в том, что я недостаточно отчетливо помнил Восточное побережье. Мы ездили туда с родителями, когда я был еще очень маленьким. Я купил билет компании «Амтрак» на поезд «Саусвест Чиф», покидавший Лос-Анджелес через три дня и прибывающий в Чикаго через сорок два часа.

– У нас есть свободные купе, – сказала кассирша. Я кивнул:

– Отлично, спасибо.

Она посмотрела на меня, странного подростка, и объявила:

– Это дорого. Билет в купе стоит почти на восемьсот долларов дороже.

Я достал деньги и принялся пересчитывать стодолларовые купюры, тогда она произнесла:

– Очень хорошо. А купе обычное или маленькое? В маленьких нет душа и туалета, зато они не такие дорогие.

В результате я доплатил за купе и потом заплати опять, на «Лейкшор лимитед» за поездку Чикаго – Нью-Йорк.

Я избегал тех мест, где поблизости были аэропоты и возникала необходимость показывать удостоверение личности. На билете я попросил выбить имя Пола Мак. Ленда, того самого козла Полли из моей секции карате.

Я снова застал Проктора в кабинете, дав специальному агенту еще один шанс.

– Последний шанс, – объявил я, стоя в телефоне-автомате рядом с Бальбоа-парком. – Вы хотите, чтобы я с вами сотрудничал, или нет?

Он слегка замялся.

– Я отвечу на твои вопросы лицом к лицу. Не по телефону.

– Где? – Идея мне понравилась.

В конце концов, если что – удержать он бы меня не смог.

– Здесь, в моем офисе.

– Вот уж дудки! – Я прикусил губу. – Предлагаю другое место. Бильбоа-парк, например. Вы ведь можете там оказаться минут через десять, правда?

– Может быть.

– Но у нас приватная встреча, я прошу прибыть на нее без сопровождающих.

– Что, одному и без оружия? – Сколько издевки было в его голосе!

– Оружия берите сколько хотите, только приезжайте один.

Пауза.

– У меня по графику запланирован важный звонок. Как насчет встречи через сорок пять минут?

Он запинался.

– Примите звонок на сотовый, пока будете ехать.

– Это замдиректора, я не могу.

– Я ведь сказал, это ваш последний шанс.

– Но я действительно раньше не смогу! Возможно, у меня получится успеть обернуться за тридцать…

Я не дал ему договорить.

– Больше я звонить не буду, – и положил трубку.

На следующее утро я прыгнул в студию «Юниверсал» в Лос-Анджелесе, где бывал с папой и мамой. Видел там акулу. Место я покинул мгновенно, травмированный воспоминаниями.

Почему счастливые воспоминания причиняли больше боли, чем воспоминания о той жуткой ночи, к которым я постоянно возвращался?