Павел Корнев - Осквернитель

– Засов, – прошептал он.

– Что? – не понял я.

Пратт сдернул с лица шейный платок и повернул ко мне белевшее в подвальном сумраке размытым овалом лицо.

– Засов задвинут с этой стороны, – пояснил он.

Я приложил к губам указательный палец и указал на фонарь. Джек немедленно задвинул заслонку и вслед за мной очень медленно и осторожно спустился обратно в подвал. Какое-то время мы стояли, прислушиваясь к тишине, а потом привыкшие к темноте глаза различили неподалеку какое-то неровное сияние.

– Повезло, что ли? – беззвучно выдохнул Пратт и подошел к неплотно затворенной двери. Там он отставил фонарь на пол и посторонился, освобождая мне место.

Я осторожно придвинулся и вздрогнул, когда из комнаты донеслось приглушенное проклятие, будто человек изо всех сил сдерживался, чтобы не заорать в голос.

– Успокойтесь, мой дорогой. Успокойтесь! – прошелестел затем хорошо поставленный баритон. – Это всего лишь неглубокий разрез, а боль, которую вы испытываете, существует лишь в вашем воображении. Тьма коварна, она пытается обмануть, но не беспокойтесь – скоро она признает в вас хозяина, а вы полюбите ее ласки. Пока же – терпение и еще раз терпение. Поверьте, от вас не требуется ничего сверхъестественного! А возможность стать первым истинным посвященным – это признание ваших заслуг перед ложей. Не наказание, но награда. А сейчас замрите!

Послышался новый всхлип-вздох, и Джек воспользовался этим моментом, чтобы приоткрыть едва слышно скрипнувшую дверь. Я первым переступил через порог и бесшумно скользнул за спину упитанному дядечке, который склонился над заголенным по пояс человеком, лежавшим на кушетке.

Сработал безупречно. Хозяин усадьбы даже пикнуть не успел, когда я перехватил его руку с проклятым наконечником, привычным движением зажал уже распахнутый для крика рот и оттащил к выходу.

Я все сделал четко, а вот Джек сплоховал. Поспешив, он налетел на столик с хирургическим инструментом, опрокинул его, и скальпели со звоном разлетелись по всей комнате. Пациент Сержа Тегрейна немедленно уселся на кушетке и во все глаза уставился на нас.

– Пратт?! – на миг просто опешил Карл Готье и вдруг без какого-либо перехода во всю глотку гаркнул: – На помощь! Помо…

Джек не колебался ни мгновения. Стремительно подавшись вперед, он шибанул бывшего коллегу дубинкой по шее, и пронзительный вопль сменился гортанным клекотом. Карл судорожно дернулся и свалился с кушетки.

– Валим отсюда! – надсадно просипел я, выволакивая хозяина усадьбы в коридор.

– Погоди! – остановил меня Пратт и опустился к скорчившемуся на полу Готье с ножом в руке, но тут наверху лязгнула задвинутым засовом дверь.

Кто-то несколько раз дернул за ручку и крикнул:

– Мастер Готье! С вами все в порядке?!

Джек сноровисто пырнул Карла ножом, выпрямился и погрозил профессору окровавленным клинком.

– Где наконечники? – потребовал он ответа.

– Не здесь! – отрезал я и поволок хозяина усадьбы в комнату с распотрошенным трупом.

Наверху раздалась короткая команда: «Ломай!», что-то тяжелое врезалось в дверь, толстые доски затрещали, но выдержали. Пока выдержали.

Джек подхватил фонарь, догнал нас и отвесил профессору новую затрещину:

– Где они, сволочь?!

Вместо ответа Тегрейн вдруг резко подался назад, да так лихо, что едва не исхитрился ткнуть меня зажатым в руке наконечником. Близость Тьмы опалила призрачным пламенем, я крутанулся, и проклятый клинок засел в бедре выложенной на стол покойницы.

– Себастьян! – взвыл Пратт. – Держи его!

До хруста вывернув руку, я обезоружил пленника и толчком в спину отправил к Джеку. Тот церемониться с профессором не стал и ударом в лицо сшиб его с ног. Наклонился, ухватил за ворот и, отложив дубинку, приставил к горлу нож.

– Не скажешь – зарежу! – пообещал он.

– Ящик в шкафу! – сознался Тегрейн.

– Себастьян, проверь! – распорядился Джек и прижал пленника коленом к полу: – Кто еще из Охранки с вами заодно?! – продолжил он допрос.

Из коридора донесся новый удар; не теряя времени, я подскочил к указанному шкафу, распахнул его дверцу и вытащил кованый ящик, украшенный серебряными символами веры. Только откинул массивную крышку, и запертая внутри Извечная Тьма жгучим пламенем опалила мою душу.

Поспешно отпрянув, я вырвал торчавший из мертвенно-бледной плоти покойницы наконечник, кинул его в ящик и поспешно захлопнул крышку. Захлопнул – и в голос взвыл от разрывавшей правое запястье боли.

– Бесы! – орал я. – Бесы! Бесы! Бесы!

– Что такое? – оторвался Джек от пленника.

– Уходим!

Треск досок сменился резкими ударами – в ход явно пошел топор, – и поэтому медлить Джек не стал, он со всего маху засадил клинок в грудь пленника, потом еще раз и еще. Затем швырнул потайной фонарь в дальний угол и под звон разбитого стекла бросился на выход.

Я потянулся к кованому ящику, но неожиданно плечо мертвой хваткой стиснула чья-то пятерня.

Мертвой?! Воистину так!

В меня вцепилась приподнявшаяся со стола мертвая тетка с разрезом от горла и до лобка! Распотрошенная покойница, в остекленелых глазах которой плясали отблески разгоравшегося в подвале пожара!

Что за бесовщина?!

Резким ударом попавшейся под руку дубинки я скинул ее на пол, ухватил увесистый ящик с наконечниками и устремился вслед за Джеком. Взлетев по засыпанной угольной пылью лестнице, мы выскочили из подвала и помчались к оставленной у забора жерди. Дыхание моментально сбилось, тяжеленный ящик оттягивал руки, как тысяча бесов, ветви деревьев так и норовили угодить по лицу, и лишь ожидание неминуемой погони заставляло нестись вперед, не чуя под собой ног.

Джек первым взобрался на забор, принял у меня ящик с наконечниками и только скрылся за оградой, как в кустах послышался хрип рвавшихся по нашим следам волкодавов.

Развернувшись, я перехватил дубинку и, будто в уличной детской игре, со всей силы метнул ее на звук.

Лови!

Раздался короткий взвизг, и выгаданного мгновения как раз хватило, чтобы, стремительно перебирая руками и ногами, взлететь на жердь, перевалиться через накинутую на штыри овчину и рухнуть на другую сторону. Падение отдалось резкой болью в ребрах, но я без промедления вскочил на ноги и бросился вдогонку за несшимся через дубовую рощицу Джеком.

А позади – крики, трели свистков, надсадный лай бесновавшихся за забором псов, зарево охватившего усадьбу пожара!

– Гони! Гони! – заорал Пратт, когда мы закинули трофейный ящик в карету и сами вскочили следом. – Ходу!

Эдвард взмахнул плетью, кони встрепенулись и побежали по дороге, взламывая копытами и колесами схваченную ночным морозцем грязь.

Выбрались? Похоже на то.