Тим Скоренко - Ода абсолютной жестокости

– Это же не впервые? – спрашиваю я.

– Два раза в год. До сих пор мы нанимали стражников. Теперь едем с тобой. Марфа верит в тебя.

Я поднимаю глаза и смотрю вперёд.

Я тоже верю в себя. Потому что если я не буду верить в себя, я умру.

Они и в самом деле чёрные. Просто в какой-то момент понимаешь, что травы больше нет. Ни деревьев, ни кустов, ничего. Только выжженная равнина. Изредка жалкое растение пробивается через обугленную корку и угольную пыль, но жизнь ему уготована недолгая.

Земля горит. Торфяники и в самом деле дымятся. Всполохи видны редко и далеко от дороги, но дым стелется по земле. Дышать тяжело.

– Дальше будет чуть лучше, – успокаивает Виркас.

Пятнадцать телег. На каждой – по два человека. Плюс Виркас и я. Сначала я замыкал караван, но теперь еду в авангарде. Носорог доволен: ему тепло. Только голодно.

Привал намечен только на вечер: там будет оазис выжившей зелени. Виркас ходил тут не раз, он знает дорогу назубок. Впрочем, многие из деревенских тоже ходили этой дорогой.

К повозкам привязано несколько коней, бредущих рядом. Когда кто-то из караванщиков хочет размяться, он садится на коня и обгоняет моего носорога. Иногда они заговаривают со мной. Я отвечаю.

Во мне постепенно закипает ненависть.

В какой-то момент рядом со мной оказывается Марфа. Под ней – серый молодой конёк по имени Шалка. Мы немного обгоняем караван, чтобы наш разговор не слышали.

– Бельва не написала мне, зачем ты идёшь в Фаоланкан.

– Возможно, я пойду и дальше.

– К Красным горам?

– Да.

Она сразу угадала. Наверное, что-то такое проскользнуло в моём тоне, что стало ясно: я еду на край света, не ближе.

– Риггер… – она мнётся. – Я знаю, что ты великий воин.

– Да.

– Мне нужна твоя помощь. Ты можешь просить у меня всё, что угодно, в обмен.

– Да.

Я не люблю длинные предисловия.

– Клифа жива. Она в казематах дворца Касса. По-прежнему. Она там. И будет там вечно, если ты не освободишь её.

Я смотрю на Марфу. Кажется, я снискал славу героя.

– Ты думаешь, я смогу?

– Я знаю, что ты сможешь.

Риггер, спасающий человека. Риггер Благородный. Риггер Великолепный. Риггер Милосердный. Отвратительно.

– Я подумаю.

– Спасибо, Риггер.

Она исчезает.

Человек появляется внезапно. Будто из-под земли. Дорога – чёрная, просто утоптанная пыль пожарища, и всё. Поверхность вздымается, и посреди дороги вырастает фигура. Он перемазан чёрной землёй. В руках у него – нечто вроде копья, примитивного, с наконечником из кости.

Я останавливаю носорога. Человек смотрит на меня, а затем размахивается и мечет копьё.

Оно летит медленно. Слишком медленно, чтобы меня задеть. Я перехватываю копьё прямо на лету. Меня оттягивает назад, но я сохраняю равновесие. Чёрный воин в недоумении.

Я бросаю нож. Попадаю в глаз. Воин падает. Всё занимает не более пары секунд.

И тогда из-под земли начинают появляться другие. Их чуть ли не сотня. Я не могу понять, лезут ли они из каких-то подземных нор, либо просто прятались до сих пор, присыпанные чёрной пылью.

Я вонзаю нож в загривок носорога. Если бы он мог встать на дыбы, встал бы. Он бросается вперёд. Под его тушей чёрные воины гибнут один за другим. У меня в руке – дробовик. Я стреляю наугад. Почти каждый выстрел – в цель.

Чёрные не рассчитывали на такого, как я. Краем глаза я вижу, что воины окружают повозки. Они бросают копья и стреляют из примитивных луков. Направляю носорога на нападающих. Стрелы отскакивают от животного. Они не могут пробить его броню.

Я начинаю любить своего боевого соратника. Он сильнее, чем я. Ему не нужно бить, увёртываться, прыгать, убегать. Он может просто нестись вперёд, и все, попадающие под его тушу, превращаются в месиво.

Виркас – в центре сражения. Он похож на молнию. Он идеально держит равновесие, рубит и колет, стрелы летят мимо него. У него тонкий, напоминающий катану меч. Им не перерубишь бревно, зато рассечёшь волос. Вдоль.

Кто-то из деревенских машет мечом среди целой толпы чёрных. Я замечаю его в последний момент. Носорог сносит его вместе с врагами.

Наверное, они думали, что будет бойня. Она и есть. Только совсем не такая, на какую они рассчитывали. Чёрные не просто отступают. Один за другим они бегут прочь, бросая на поле боя оружие и соратников.

Через несколько минут всё кончено. Вокруг – только трупы. Уцелевшие чёрные скрылись за холмом.

Виркас покрыт кровью с ног до головы. Я подъезжаю к нему.

– Это кто? – спрашиваю я.

– Это дикари. Когда-то они были просто сектой, которая отказалась уходить с насиженных мест после пожарища. – Он тяжело дышит. – А потом их вера стала как-то меняться. Отказ от одежды, от цивилизации. Результат – перед тобой.

– Зачем тогда они напали?

– Ну, жрать-то хочется.

В последнее время мне везёт на каннибалов.

Рассматриваю один из трупов. На самом деле, дикари белые. Их тела густо покрыты мерзкой чёрной слизью. Засыхая, она образует что-то вроде панциря.

Виркас видит, как я дотрагиваюсь до тела.

– Это смесь испражнений местного болотного ящера, торфа, пыли и ещё какой-то дряни, – говорит он. – Я видел, как это готовится.

– Где? – оборачиваюсь к кузнецу.

– Я был у них в плену. Сбежал.

По его тону я понимаю, что расспрашивать не стоит.

Виркас – тоже берсерк. Такой же, как и я. Как Файлант. Но мне кажется, что он мудрее нас всех. Больше всего он напоминает мне Киронагу. Моего лучшего врага. Мне на самом деле жаль, что Киронаги больше нет.

Среди наших – шестеро убитых и трое тяжелораненых. Их добивает Виркас. В это время я достаю стрелы из шкуры носорога. Животное мужественно терпит.

Мы грузим трупы в фургоны и продолжаем путь. Чёрных не видно.

Мы с Виркасом едем впереди.

– Я так понимаю, что это не все сюрпризы Чёрных земель, – говорю я.

– Сюда император уже после пожара сгонял неугодных. Не бандитов и даже не политических врагов. А всяких безумцев. Таких же сектантов, как чёрные. Проповедников. Всяких извращенцев, которым не место в казематах.

– Есть такие, кому не место в казематах?

– Думаю, в Оменескорне тоже есть такие. Если всех замуровывать в стены, то не хватит стен.

Выгоревший рай для уродов. Мир, где нет физического уродства, населен моральными уродами. Каждая смерть обновляет не только тело. Смерть обновляет разум. Иначе мы все сошли бы с ума от той вечности, которая у нас впереди. И разум изменяется с каждым воскрешением: чуть-чуть. Этого хватает.

– И когда следующая встреча?

Он усмехается.

– Этого не знаю даже я.

Мы останавливаемся на привал в обещанном оазисе. Это клочок земли размером тридцать на тридцать метров, не больше. Тут растут деревья. Тут есть трава. А вокруг – всё та же выжженная равнина.