Татьяна Бочкова - Обратная сторона луны

– Мама! Они же люди!

– Я знаю, милая, знаю. Но не я же там бесчинствовала.

– Бесчинствовала! – Ольга соскочила с кровати, – Значит ты знаешь! Знаешь, что там творилось! Людей избивали, женщин насиловали! Все подожгли к чертям собачим!

– Ольга! – Женщина встала. – Думай, что говоришь! Это была военная операция! Твоему отцу пришлось столько кабинетов обойти, столько штанов стереть в дыры!

– Отцу? Это его рук дело?

– Ты совсем сдурела? Это дело… – она снизила голос, – дело военных.

– Что? – Ольга издала смешок. Ну какое дело военным до шестнадцатилетней девчонки, пусть и дочери профессора.

– Уральские горы, Оля. Там каждая вершина – посадочная полоса. Закрытые города, стратегические объекты.

– Бункеры, подземки… – Оля не скрывала сарказма.

– Да, Оля! И бункеры, и подземки. Там строят новую военную базу, а эта деревня оказалась в зоне исследования. Мы лишь убедили их, не просто захватить территорию, но и продолжить твои поиски.

– Мама, – девушка без сил упала на кровать, – Что мне-то теперь делать? Дурацкие военные!!! Дурацкие!!!

– Точно с ума сошла! – Анна Павловна присела рядом и обняла дочь. – Никогда, ты слышишь? Никогда так больше не говори. Ты же знаешь, у них везде есть уши.

– Мне плевать, я должна найти Максима.

– Тогда и мне плевать! Ты должна вести себя достойно! Должна взять себя в руки и перестать разыгрывать истерики. Нам нужно всего лишь увезти тебя домой.

– Я не хочу домой.

Пощечина огнем обожгла лицо.

– Скажи спасибо, что отец тебя не слышал. Он ползарплаты на таблетки тратит.

– Прости, – Ольга потерла щеку.

Анна Павловна встала с кровати и направилась к выходу.

– Твои слова ранили меня. Сильно ранили. Прошу тебя, перестань нести чепуху. Не рви отцу душу. Он итак превратился в развалину.

В груди защемило. Мать права: как можно быть такой эгоисткой? Они так долго искали ее, столько сил и здоровья положили на алтарь ее спасения. А она? Она не хотела, чтобы ее спасали. Она хотела остаться со своим белым волком. Хотела просто жить, хотела рожать маленьких деток, хотела когда-нибудь переехать в собственный дом. Все радужные картинки разбились о привычную обстановку ее комнаты в родительском доме. Ольга вела себя хорошо. Обняла отца, всплакнула, посетовала на больничную еду и попросилась домой. Чуть меньше суток в поезде и она получила, что просила. Но не что хотела.

У нее просто не было выбора. Она снова и снова возвращалась в заснеженное гнездо, где Максим впервые поцеловал ее, где в ее сердце зародилась самая настоящая любовь, где ее жизнь резко изменилась, и где у нее было право выбора. Это было так давно. А сейчас – никакого выбора.

Мать, как и обещала, попросила отца разузнать, что сталось с Максимом. Его в списках выживших не было. Анна Павловна не сказала мужу, кто этот юноша на самом деле. Оля тоже предпочла промолчать. Тем более, что она не верила, что Макс погиб. В списках выживших его не было, но это всего лишь человеческие списки. У военных нет списка волков, бродящих по окрестностям. Среди этих белых и серых спин обязательно есть та, чья шерстка знакома Оле по цвету, по запаху, по ощущениям.

Наверное, все друзья семьи сочли нужным убедиться в том, что девушка, прожившая больше двух месяцев в снежном плену, настоящая. Каждый день дома были гости. Изо дня в день Оля повторяла выдуманную историю о своем спасении, о добрых людях, приютивших ее под своим кровом. А Анна Павловна жалобна качала головой и повторяла: «Жаль, что все они погибли».

По ночам Ольга заливала слезами подушку. Все летние деньки она провела за учебниками – они реально отвлекали от грустных мыслей. Три раза в неделю к ней приходила пожилая дама в очках и с огромным блокнотом, чтобы мониторить ее душевное состояние. Эта женщина была лучшим психологом в городе, но истерзанное болью и тоской сердце ей оказалось не по зубам.

В июле не без помощи отца Оля поступила в медицинский институт, однако книг не бросила. Несмотря на липовый аттестат, который раздобыла Анна Павловна, ей хотелось самой закончить школу. Она даже устроила себе импровизированный выпускной экзамен.

Книги, стены родного дома, психолог и родительская любовь дали какие-никакие результаты. К первому сентября девушка практически смирилась, что уже никогда не произнесет слова «волколак». Никогда не прикоснется к живому кровожадному зверю. Никогда не растворится в объятиях любимых рук. Не закричит от наслаждения, не поправит растрепанные волосы, не уткнется носом в волосатую грудь. Время беспощадно стирало из памяти дни, проведенные в лесу. Время и психолог. Только яркие голубые глаза пронзали пелену, накрывающую ее с головой.

«Максим, – она продолжала шептать его имя, боясь, что и его сотрут из памяти, – Максим, я так виновата. Так виновата! Прости меня!»

Каждую ночь.

«Максим, я знаю, ты жив. Я знаю. Я обязательно вернусь. Клянусь тебе. Обязательно!»

«Максим, я так скучаю по тебе! Господи, сколько же километров может преодолеть волк?! Сколько? Сможешь ли ты найти меня?»

«Максим, я устала от всего. Мне никто не нужен. Никто. Только ты. Твои руки, губы, глаза. Только ты!»

«Максим, в моей жизни все меняется. Меняюсь я. Все так и ждут, когда я снова стану веселой девчонкой. Знаешь, когда? Когда ты будешь рядом!»

«Максим, никогда, слышишь, никогда не прощу тех, кто сделал это с нами!»

«Максим, умоляю тебя, не забывай меня. Заклинаю тебя, найди меня!»

«Максим!»

«Максим!»

«Максим!»

Время лечит. Не год и не два понадобились Ольге, чтобы смягчить боль утраты. Но, так или иначе, дышать стало проще, жить – легче.

Новая жизнь началась с того самого дня, как Оля впервые ступила на порог медицинского института. Сложные предметы, строгие учителя и шумные студенты сделали свое дело. Профессорская дочка, конечно, выделялась на фоне остальных юношей и девушек, но вскоре и эта грань практически стерлась. В интернатуре Оля уже тесно дружила с двумя девчонками, обсуждала с ними мальчишек и даже пару раз ходила на танцы.

Свою страшную тайну Ольга хранила с неистовой силою. Бывали моменты, когда она порывалась рассказать подругам свою снежно-романтичную историю, но буквально прикусывала язык: «Нельзя! Максим явно за это по головке не погладит». Белый волк стал для нее своеобразным ангелом-хранителем. Каждый свой шаг она комментировала устами возлюбленного. Представляла его реакцию на тот или иной поступок: что он скажет, если я снова отправлюсь в поход? А как сморщит нос, заикнись я о танцах? А сколько радости будет в его синих глазах, когда он получит долгожданное письмо?

Поначалу Оля писала письма каждую неделю, складывала их в ящик стола и ругала себя за глупые строки и нелепые конверты без адреса. Со временем она стала писать реже, да и от бесполезных конвертов отказалась. А еще позже завела дневник, в котором рассказывала Максиму обо всем, что с ней случалось. Когда-нибудь он сможет прочитать ее мысли, окунуться в ее прошлое и понять, что все это время она помнит его, ждет с ним встречи, надеется и хранит его секрет. Как бы сложно это ни было.