Сергей Юрьев - Нашествие с севера

Герант обошел клетку, но ее полураскрытые веки даже не дрогнули, и тогда он протянул руку к накидке и сорвал ее с идола. Узница, боковым зрением уловив его движение, вздрогнула и приподнялась на локте, а потом села на настил, прислонив спину к серебряным прутьям. Теперь она, не мигая, в упор смотрела на идола, а серебряные прутья решетки, судя по всему, не вызывали у нее ни боли, ни даже беспокойства. Оба служителя уловили, что она не противопоставляла Силе освященного серебра никакого черного ведовства, а это означало, что никакие темные духи не гнездились в ее изможденном теле и никакие силы, рожденные Тьмой, не были ей подвластны. Жрица по-прежнему не замечала Служителей или делала вид, что не замечает, – в ее глазах отражался только идол.

Герант и Нау встали у нее за спиной и замерли. Если Органа их и заметила, то она наверняка уже о них забыла. Осталось дождаться, когда она войдет в мир тех видений и голосов, которые долгие годы питали ее веру, в глубины той иллюзии, которая казалась ей реальностью. Жрица искренне верила в древнее учение Кады, и вера ее была так глубока и сильна лишь потому, что кто-то извне, из-за пределов Сотворенного мира, старательно ее поддерживал. И теперь Служители готовились последовать за ней туда, в глубины ее сознания, чтобы в нужный момент стереть пелену иллюзий. Это умение приходило вместе с Откровением, и оно требовало реального странствия духа в иных сферах, реальных или иллюзорных. Именно так однажды Герант спас лорда Бранборга, гоняясь за его душой, затянутой в астральную воронку, оторванной от тела…

Сейчас они видели и ощущали то же самое, что и жрица, не позволяя даже тени хотя бы одной собственной мысли прошелестеть на дне сознания – это выдало бы их присутствие в заповедном мире грез жрицы Органы. Сначала они поднялись над замком, внизу потянулась заснеженная равнина, которая казалась бесконечной, а потом возникло основание черной скалы – она поднималась вверх, но странным немыслимым изгибом не упиралась в небо, а обходила его стороной, протиснувшись в трещину между реальностью и небытием, из которой растекалась Тьма.

Из непроглядного мрака возникла береговая полоса, на которую лениво набегал океан нечистот. Прямо из серой гальки прорастали причудливые растения кричащих расцветок, лишенных оттенков и полутонов. Затем они погрузились в гниль, кишащую уродливыми тварями. Беспорядочные течения швыряли и сталкивали осколки огромных строений и изваяний, обрывки манускриптов, начертанных письмом Творения, вывернутым наизнанку. Тьма поглотила их вновь, и Служителям передался ужас, который испытала Органа… Она и раньше странствовала этим путем, но тогда хозяева пространства, в которое она проникала, еще не отступились от нее. Жрица была им нужна, и они поддерживали иллюзию, которой не было сейчас. Но страсть ее, направленная на встречу с миром счастья и покоя, была так велика, что она сама навела на себя морок, видение, грезу. Сквозь тьму начали пробиваться травы, вспыхивать, подобно звездам, цветы. Навстречу ей по солнечному лугу бежали те, с кем поклонялись они изваянию Великого Кады, с кем беседовала она долгими вечерами о счастье и мире для всех и для каждого, те, кому передавала она пиршественную братину во время общих празднеств. Они нашли дорогу к Каде, и они ждали ее, последнюю спасшуюся с земли страданий и страха… Теперь нужно было удержаться здесь, пока ее тело там, за бездной мрака, утратит остатки тепла жизни и отпустит ее окончательно, еще день, еще миг…

Видение рухнуло. Достаточно было одного слова, не важно какого, лишь бы оно прозвучало извне и было услышано. Жрица услышала двухголосое «Оглянись!» и не посмела ослушаться. И она увидела позади себя Тьму, а потом поспешно посмотрела вперед – на нее накатился страх потерять то, к чему она так долго стремилась и что каким-то чудом обрела…

Солнечная поляна исчезла вместе с травами, цветами и счастливыми людьми. Впереди был мрак, точно такой же, что и сзади. Ее сковали страх и отчаянье, и больше всего она боялась, что сама навлекла беду на творение Светозарного Кады. Жрица надеялась разглядеть хоть что-нибудь во мраке и постараться найти путь, ведь Када не мог обойти ее своим милосердием. Он, конечно, поможет ей вновь увидеть то, что она утратила, оглянувшись на голоса темных призраков. Нет, она больше не повторит ошибки, и только на голос Кады, который она узнает из тысяч голосов, будет обращен ее слух.

А где-то далеко-далеко, в каменоломне, которую сначала превратили в капище, а потом – в узилище, Служитель Герант взял в руку восковой светильник, стоявший в выемке стены, и слабые отблески крохотного язычка пламени проникли в колодец мрака, куда затянуло оторванную от тела сущность жрицы Органы. Посреди Ничего неподвижно висели какие-то пузыри, от которых исходили волны тоски, боли… А некоторые из них были красны, как будто были наполнены кровью, и они излучали одну лишь злобу на всё, что находится вне пределов оболочки шара… Герант понял, что это ловушка для душ тех, кто всю жизнь поклонялся своим идолам, принося им кровавые жертвы, устраивая в их честь пиры, сражаясь с их именем на устах. А после смерти их сущности следовали путями, указанными Шепчущими, стремясь отыскать лучший мир, но попадая сначала в плен собственных иллюзий, а потом – в плен, страшнее которого невозможно было придумать. Там, внутри каждого шара, время почти останавливалось, это была пытка вечностью, которая продолжалась до тех пор, пока внутри оболочки не оставалось ничего, кроме злобы и ненависти ко всему, что движется и живет…

Вдруг один из пузырей лопнул, и кровавые брызги разлетелись веером во мрак. Какой-то крысохвостый уродец издал нечеловеческий вопль, но тут же невидимый сачок подхватил его и уволок куда-то вниз. От ужаса, накатившегося на нее, Органа утратила способность перемещаться, ей показалось, что она сама начинает обрастать оболочкой, а по прошествии вечности…

Кошмар прекратился внезапно. Вместо того чтобы оказаться в вечном заточении, Органа вернулась в заточение пожизненное, которое должно было скоро кончиться. Она это знала уже, потому что, подавая ей жбан с вином, надзиратель, каждый раз новый, говорил ей одни и те же слова: «Сожгут тебя, ведьма!» Теперь она даже хотела войти в огонь, надеясь, что сожжение избавит ее от тех посмертных мук, которые ей только что пригрезились.

Два Служителя стояли возле ее клетки, но она по-прежнему старалась на них не смотреть. Она заметила вдруг, что впервые не ощутила жалости и сострадания к смертным, не ведающим учения Кады. Она вдруг вспомнила тот ужас, который ей только что пришлось пережить, и она подумала, что когда душа ее освободится, никогда, ни за что путь ее Посмертья не пройдет вдоль черной скалы, минующей небо.