Сергей Малицкий - Тень Лучезарного

– Ты сейчас о каком счастливом случае заговорил? – заинтересовалась Кама.

– Ну, так это, – осекся Орс. – Да ладно, молчу я уже. Ухожу-ухожу. Понял.

Зачем она после разговора с Орсом пошла к Процелле? Уж не для того, чтобы поправить белье на ее постели. Посидела рядом, погладила сестру по плечу, сунула руку под одеяло, нащупала у стены меч, погладила его и как будто наполнилась спокойствием.

– Почему он здесь? – спросила Кама Процеллу о стоявшем у противоположной стены тяжелом дубовом помосте.

– Дивинус велел его сохранить, – пожала плечами сестра. – На нем кровь моего отца, Кама. Может быть, и не только его. С этого помоста проверяли возки купцов. В тот день он стоял на правой галерее от входа. У той двери.

Кама закрыла глаза, вспомнила тот день. Гибель отца, матери, Нукса, Нигеллы, Лауса, Латуса. Да, кажется, помост стоял слева от того самого выхода, через который прошли убийцы Латуса. Справа стоял Малум. Он и открыл дверь. А потом, когда Латуса ударили в спину, падая, он оперся локтем о помост. Кама вздохнула, стараясь не всхлипнуть, вытащила второй кусок мела и протянула его Процелле.

– Что это? – не поняла та. – Я у Орса видела такой. Но он был чуть побольше.

– Орс его и сделал, – проговорила Кама и, уже поднявшись, сказала: – Обычная магия. Самая простая. Если что случится плохое, сломаешь. Я буду знать.

– И ты придешь на помощь? – улыбнулась Процелла.

– Вряд ли успею, – призналась Кама. – Но я буду знать. Иногда помогает даже это.

Счастливый случай. Боятся ее в Лаписе. Любят, но боятся. Об этом ли надо думать? Замок под защитой. Даку, или, как называли ее дакиты, дакушка Фанга – очень хороша. Хотя и была уязвлена, когда выяснилось, что Кама фехтует лучше ее. Но злости не проявила. Впрочем, Касасам плохого не посоветует. Горные перевалы и тропы под защитой и под присмотром. Старшие мальчишки Касасама – теперь уже широкоплечие парни, под началом Спиранта в кирумских тысячах. Арму и Гладиоса – детей Лауруса – в очередной раз удалось выловить из походных шатров и отправить под надзор Фидусии – жены Касасама. Дивинус уже ходит и даже сколачивает дружину ветеранов и дружину юнцов. Может быть, и прав. Что же еще? Чего не хватает? Какой-то линии, черты, точки, звука…

Уже ночью в келью постучали, затем дверь приоткрылась, и появился Касасам. Он был укутан в белое и ежился от холода.

– Началось, – прошептал он довольно. – С темнотой приползло не менее сотни гахов, разбирают мост. Думаю, к утру обрушат.

– Началось, – кивнула Кама. – Будем считать, что нас от Фиденты отсекли.

– Удачи нам, – кивнул Касасам и исчез, а Кама наконец уснула.

Проснулась она от того, что приготовленное колдовство ударило по ладони. Мел Иктуса был сломан. Началось. Кама закрыла глаза и представила, как где-то там, на протяжении не слишком глубокого рва, который протянулся на сто лиг и ощетинился деревянными кольями, из густого ельника, стоявшего на склонах гор Балтуту, выползли тысячи, десятки тысяч гахов и сначала срубили охрану, потом преодолели ров и пошли на запад, подминая под себя деревню за деревней, в которых не было ни одного жителя, а только воины. Начиная от самого рва и на три десятка лиг в глубь равнины Амурру. Воины-смертники. Одетые как простые крестьяне или стражники. Воины, которые обречены на смерть. И где-то там, как раз в этот миг – хмурый воевода Иктус. Тот, который, против воли, не выходит у нее из головы. Тот, которого она послала на смерть. Кама вытянулась на тюфяке и стиснула зубами его угол, чтобы не завыть. Через несколько минут она вышла во двор крепости. Ингера и Ви уже ждали ее на галерее, внизу стояли тысячники.

– Ваше Высочество, – развел руками Ремордет. – Вы удивитесь, но ночью был обрушен мост.

– Это очень хорошо, – сказала Кама. – Воины в строю?

– Так и есть, – с тревогой заметил Канем. – Дровишки приготовлены, хворост и все остальное. Чего жечь-то будем? И где враг? Что со штурмом.

– Враг рядом, – сказала Кама. – Жечь ничего не будем, костры, где надо, уже горят. Связки хвороста – для другого. Спускаемся вдоль Малиту до брода. Там уже воины Касасама. Воды теперь по пояс. Пешим придется раздеться, на той стороне будет немного времени обсушиться. Будем бить гахов.

– И сколько их? – осторожно хохотнул Спирант. – И где?

– В Фиденте, – сказала Кама. – Как сражаться с гахами – вы знаете.

– Ваше Высочество? – забеспокоился Ремордет. – Я помню наставления, но нужны колья, щиты…

– Щиты – ваши вязанки, – отрезала Кама. – Смочите их в воде. Колья на том берегу. Их готовили несколько дней. Поторопимся. Нужно, чтобы живым не ушел ни один гах. Пленных не брать, раненых добивать на месте.

– И много их… – прищурился Канем, дергая тетиву лука, надетого на плечо.

– Думаю, не меньше двухсот тысяч, – ответила Кама.

– Ну, – крякнул дакит, – тогда даже я не промахнусь.

Они ехали на восток три дня. На второй день пересекли край Светлой Пустоши, но узнали об этом только от Хубара. Он спешился и некоторое время копался в снегу. Ува и Ирис ждали, прижавшись друг к дружке на второй лошади. Сильных морозов пока не случалось, но поднялся ветер.

– Здесь начинается, – наконец сказал Хубар.

– Нет, – откликнулась Ува. – Уже нет. Ядрышко, самый червячок теперь чуть дальше, не здесь. А здесь раньше был край, а теперь нет. Теперь то, что было здесь, везде.

– Дышать уже не так трудно, – покачал головой Хубар. – Я и раньше справлялся без особого труда, а через месяц этот яд развеется вовсе, к тому же идет снег. Но нужно спешить, наше спасение за рекой. В самой гнусности.

Вечером Ирис повернулась к югу, словно ожидала какой-то напасти с той стороны, Хубар кивнул и повел крохотный отряд в распадок, где укрыл его среди мертвых елей и уже не выбирался наверх, предпочитая неудобья и болотистые низины, в которых кое-где под снегом чавкала сырая земля. Откуда-то издалека послышался бой барабанов, и тогда Ува вновь заплакала.

– Да, – сказал Хубар. – Орда. Идет на север. В Тимор.

– Что там будет? – спросила, побледнев, Ирис.

– Много смертей, – ответил Хубар. – Но все, что случится там, может быть, еще не самое страшное из того, что могло случиться. Что может случиться.

Уже ночью впереди показалась брошенная полуразвалившаяся деревня, но Хубар миновал ее и направил лошадей к усадьбе, которая темнела на самой окраине поселения. Откуда-то донесся запах сырости, потом как будто – тлена, но Хубар уже снимал жердь, перегораживающую вход во двор.

– Давний дом Силентума, – объяснил Хубар. – Здесь он меня и выхаживал. Долго. Очень долго. Но не так долго, как кое-кто замысливал. Повезло. Хотя ничего приятного я не испытывал.

– Нам ничего здесь не грозит? – спросила Ирис, с тревогой вглядываясь в брошенное строение. Кое-где на нем явно просела крыша.