Татьяна Сапрыкина - Гедамбола

– Какие другие?

– Гедамболы там нет.

Волк стал задумчиво покусывать шерсть на боку.

– Вот что, принцесса. Даже если я донесу тебя до горы, на скалы мне не забраться. Но можешь попросить твоего ледяного пса забросить тебя наверх. Через гору никому не перейти – мы, волки иногда обходим ее, но что толку – там тоже нет еды. Бежать далеко – оно того не стоит. Дальше Гедамболы холодный ветер не полетит. Он не сможет. Если хочешь попасть за гору, тебе придется говорить с хозяйкой.

– С кем?

– Ты что, вчера родилась?

– Нет, уже больше недели прошло.

Я подвинулась к нему поближе и прильнула к теплому боку. Мне так хотелось, чтобы меня хоть кто-то обнял.

– Шкура моя дымится от тебя, принцесса.

Я покраснела от удовольствия. Таких комплиментов мне еще никто не делал. Я была очень польщена.

– Эту историю знает каждый волчонок. Если хочешь, я расскажу.

Я немного поерзала в траве, подогнула под себя обе ноги, потому что они стали зябнуть, и приготовилась слушать его хриплый, приглушенный голос. Самого волка в темноте почти не было видно, он лег в траву и к тому же закрыл глаза.

– Много-много лет назад, когда ничего, кроме камней на свете не было, на этой самой горе родилась женщина с прекрасными длинными волосами. Это была первая женщина на всем белом свете, и ей было очень одиноко в нашем молодом мире. Так что она, день и ночь расчесывая волосы, начала придумывать, как бы его украсить. Так из ее головы родилась Гедамбола – деревья, реки, звери. И под конец на кончиках ее волос, словно вылупившись из луковок, выросли люди. Сначала они были маленькими и глупыми, но вскоре выросли, поумнели и стали совсем как ты сейчас. У них появились свои дела и мысли. Это были хорошие люди, они строили дома из веток или рыли норы, обкладывая их мхом, собирали ягоды, охотились на зверье. Только одно им не нравилось, и чем дальше, тем больше – что они были привязаны к своей хозяйке – от каждого из них к ее голове по-прежнему тянулось по волоску. Поэтому самые первые люди Гедамболы и сговорились с волками. Однажды ночью, когда женщина спала, волки потихоньку перегрызли волосы. И люди убежали с горы в долину, к реке, там они стали жить сами по себе, своим умом, строить дома, управляться с хозяйством – как умели, без подсказок хозяйки. Волки, за то, что освободили людей, получили свободу охотиться на зверей по всей Гедамболе, где они захотят, даже там, где поселились люди – те обещали их не трогать. Но как это часто бывает с договорами, люди забыли свои обещания. Их деревни становились все больше, они расселились вдоль реки. Сами они тоже охотились в лесах, и постепенно дичь стала исчезать. Говорят, когда хозяйка узнала, что случилось, она рассердилась жутко. С тех пор зимы в Гедамболе сделались на удивление суровыми. Когда людям нечего стало есть, не осталось дичи для охоты, они прогнали волков в пригорье, а потом и вовсе вынудили уйти за гору. Многие ушли. Но некоторые остались.

Хрустнул сучок – это я вытянула затекшие ноги.

Волк задумчиво лежал в траве. Было ясно, что он сам до сих пор под большим впечатлением от этой истории. Наконец молчание было нарушено. Он что-то надумал.

– Я отнесу тебя к горе, принцесса. А ты за это сделаешь вот что. Твой отец когда-нибудь умрет. Не возражай мне. Все мы умрем. Но пока он жив, нам здесь жизни нет. Такой уж он уродился, вонючий коровий любитель. Но когда ты получишь корону, пообещай мне одну вещь для моих детей.

И я пообещала. Я согласилась очень быстро. Быть может, это было не самым разумным решением. Но я совсем не чувствовала себя принцессой. И честно говоря, мне было плевать на Гедамболу, пустую и пыльную. А уж тем более, на ее корону. Я мечтала наконец встретить живых людей, прикоснуться к ним, поговорить. Увидеть чьи-то глаза, сочувствие, я хотела, чтобы кто-то пожалел меня. Обнял.

Ведь сова по ночам на балконе со мной совсем не разговаривала.

– А что стало с той женщиной?

– Ну, – зевнул Герогх так широко, что я могла бы пересчитать все его зубы, если бы он позволил мне, – говорят, от огорчения, что ее дети оказались такими неблагодарными, она превратилась в камень. Ее прекрасные глаза погасли, а волосы стали ветрами. Говорят, перекушенные волосы до сих пор летают по Гедамболе, некоторые прячутся в лесу, боясь гнева хозяйки, некоторые, особенно те, к которым были привязаны люди, так и живут у них в семьях, вроде бы как переходят по наследству. Но волкам до этого дела нет. Нам по-настоящему нужно только одно – пища.

– Я думаю, она там.

– Кто, хозяйка? – волк кивнул. – Конечно, там. Даже если и окаменела, все равно, как и раньше, смотрит на своих детей. Удрученно качает головой. На нас ей плевать. Мы, волки, из другого мира, когда-то давно мы пришли из-за горы. Искали еду. Нам она не указ. Мы свободны. Но все равно никто не может забраться на гору, только ветры. Это вообще-то вроде как их колыбель. А пойди взберись, когда они ее боятся, хуже чем нас.

– Чего боятся-то?

– Может, что она снова привяжет их к себе, и они потеряют свободу? Мы бы, волки, боялись этого.

– Но волки же не все волоски перегрызли?

– Нет, конечно, нет. Волосы так перепутались – дикие ветры передрались между собой, некоторые вырвались сами, умчались. Поэтому тут в Гедамболе почти всегда очень ветрено.

Я раскопала в комоде теплую одежду и попрощалась с совой. Моя нога зажила, горло больше не болело. Что еще нужно человеку, чтобы начать новую жизнь? Настало время для путешествий, разве нет?

В тот вечер на ужин кроме горячей тарелки супа и краюшки белого душистого хлеба я получила детскую картонную книжку. В ней были те самые пословицы, что все время вертелись у меня в голове. Та, кто готовила обеды, наверняка думала, что я ее вспомню. Бабушка. Если бы я могла ее увидеть, то уж точно мне захотелось бы прижаться к ней. Может, именно эту книжку она мне читала? Отец говорил, что бабушка заправляет на кухне. «Сыр сам себя продырявит, надо только не мешать ему», «Посадишь цветок – вырастет радость». И все такое, с простыми картинками, для детей. Я положила ее в свою заплечную сумку. А также «Детей Гедамболы» и «Этикет Гедамболы».

Ночью я вышла из замка, ни от кого не прячась. Чего боялась, так это как бы Климентин не проболтался. Но, похоже, он просто не смел предать меня. Климентин молодец. Наворовал полный мешок колбасы из подвала и стащил пару буханок хлеба с кухни. Я шагала по пролеску между деревьями без страха. И скорее не видела, а чувствовала, как от ствола к стволу за мной перелетала моя старая подружка – серая балконная сова.

Волк сдержал слово – я потеряла счет дням и ночам, мы бежали без передыху. Спали урывками в оврагах, зарывшись в листья. Я скормила волку всю колбасу, чтобы у него были силы. Колбаса пахла отцом и наверное, коровами. Иной раз ночью мне делалось невыносимо страшно от того, что для моего знакомого волка эта затея вполне могло оказаться путешествием в один конец. Из-за меня он совсем ослаб. По дороге нам не встретилось ничего живого.