Ксения Медведевич - Сторож брату своему

– День наш, ночь – их, – бормотали бедуины.

Кочевники боялись, что в колодцах посреди вымершего – или выбитого, однако ни следов крови, ни трупов они не нашли – вилаята поселились джинны. Поэтому черпать воду отправили самых старых, «лядащих», как выражались кальб, рабов. Аз-Захири вместе со всеми таскал ведро за ведром, выливая в поилки. Бедуины покрикивали, тыкали в сгорбленные рваные спины палками. Свободные ашшариты воду не носили. Носить воду – удел рабов и женщин. Но женщин они в набег на Хайбар не взяли, а зря. Жаркое, влажное между ног тело заставляет забывать о страхе.

Тарег двинулся на помощь старику, но Амаргин положил цепкую, как птичья лапа, ладонь ему на плечо:

– Оставь, братишка. Ты опозоришь нас, прикоснувшись к ведру. Это их обычаи, пусть сами разбираются. Посмотри-ка лучше вон на ту дверь.

Ближайший домик – побелка облупилась, глина растрескалась, обнажая волокнистую плетенку стены, – скрипел рассохшимися воротами.

В сгущающемся мраке охранительный знак виделся очень отчетливо: ладонь Фатимы, йад аль-Фатима , тревожно белела. Дверь болталась на расшатанных петлях, и оберег казался оттиском пятерни, в отчаянии оставленным последним обитателем дома, – словно человек звал на помощь, цеплялся за косяки, за порог, за щеколду и скобу ручки, а его неумолимо волокли наружу.

– Что там написано? – резко спросил Амаргин и ткнул острым пальцем в темень.

– Где?.. – рассеянно отозвался Тарег.

Дверь скрипела, в изгородях тонко свистел ветер. Нервно поревывали верблюды. Верблюды не хотели пить воду из мелеющих, черных колодцев.

– Над входом.

И впрямь, над болтающейся створкой прибита была доска – с надписью. Строчка кривых букв неровно загибалась книзу.

– Это Фатиха, – прищурившись, ответил Тарег. – Открывающая сура книги Али. Ашшариты используют ее как амулет. Верят, что она помогает во всяком деле.

Амаргин презрительно хмыкнул.

– Здесь пусто, – резко сказал из-за плеча Сенах.

– Это-то и странно… – пробормотал Амаргин. И злобно добавил: – Обычно они забывают детей и стариков, когда сбегают от опасности…

И вдруг, тоже прищурившись – стало совсем темно для обычного зрения, – зашипел в сторону соседнего дома. Тоже пустого, как разгрызенная скорлупа.

Над плотно прикрытыми воротами белесым, болотным светом исходила она . Сигила. Сигила Дауда. Крупная, с осенний гранат. Протянутый линиями силы глаз больно плелся серебрящимися нитями, заставляя течь слезы из-под век.

– У, сс-су-уука… – согласно зашипели вокруг.

За спиной запрыгал ледяными бусинами смех Аирмед. Заклинательница веселилась:

– Чего вы испугались? Это же просто рисунок!..

И, решительно покачивая раздавшимися бедрами, пошла к воротам.

– Стой! – крикнули все, включая Амину.

– Глупости! – рявкнула заклинательница.

Толкнула дверь. Уперлась лбом в невидимую стену над порогом. Боднула ее. И прошла внутрь.

– Как?.. – ахнул Тарег.

– Ха!.. – злорадно крикнул Сенах. – Что, туго было с праведностью в этой дырище?!.. Некому дверку запечатать, чтобы такие, как мы, не лазили?!

И с мстительной – а как же, испугала! – злостью поддав по распахнутой двери, тоже прошел под сигилой.

И позвал изнутри, из двора:

– Идите-идите, это как через аураннскую стенку из бумаги проходить! Ха!

Через аураннские стенки Тарегу проходить не доводилось. Зато в дверном проеме под сигилой оказалось натянуто нечто, похожее на огромный мыльный пузырь. И с таким же невесомым влажным хлопком эта пленка лопнула под его ладонью.

– Пшик! – не сдержал злорадства и он.

Конечно. Нарисованная рукой обычного человека сигила Дауда способна отпугнуть лишь скорпиона – в лучшем случае. Бедуины сами говорили, что серебряная ладонь Фатимы защищает шатер от гюрзы лучше, чем бесполезная дощечка с замороченным кругляшиком.

Чтобы печать закрывала вход нежеланным гостям, ее должен рисовать праведник.

– Хи-хи-хи! Ха-ха-ха! Может, нам попросить нашего старикашечку изобразить эту печать? – не унимались лаонцы. – Что скажешь, Стрелок? Защитит она от джиннов? Или хотя бы от человеческой вони? Хи-хи-хи!

– Если печать нарисует аз-Захири, вход под нее станет для тебя платным, Амаргин… – пробормотал Тарег.

– Да ну?! Ха-ха-ха!!..

Дом оказался таким же пустым – в нем даже ящерицы не жили. Обитатели этой халупы не умерли внутри стен. Их не увели силой. Они просто исчезли. Так же как ящерицы, змеи, пауки, скорпионы, фаланги, шакалы, лисы и прочая живность, обычно отравляющая жизнь обитателям оазисов.

Ночь прошла спокойно.

Теперь они подъезжали к Хайбару.

В расходящемся перистом мареве плоская башня крепости казалась вылепленной из глины. В сизом, голубином свете пасмурного утра темнелись неровные края ее грубого прямоугольника – нашлепнутого на другой прямоугольник, побольше. Скалистый холм под расползающимся сооружением топорщился каменными гребнями. Даже издалека было видно, что часть деревянных ставен в верхнем этаже открыта и закреплена деревянными колышками. Значит, крепость обитаема.

Амаргин со своими шел первым – бедуины, понятное дело, трусили. Даже числом в три сотни они трусили – и отставали, еле подгоняя верблюдов.

Глядя вниз с лошадиной спины, Тарег любопытно шевелил ушами: кони лаонцев оставляли следы в рыжеватых песчаных лужицах, топтали острые, наметенные ветром гребешки пыли из Великой пустыни. Дорога в Хайбар с севера была неторной. До Амаргина со спутниками по ней никто не проезжал. Добрались ли до крепости те айяры, что Тарег спугнул в лагере мутайр пять ночей назад?

– Все сухое, – пробормотал Сенах, везший его на крупе своей кобылы.

Поля по обе стороны затопленной песком дороги топорщились острой стерней. Точнее, в то, что эта жухлая, желтая пустыня с поникшими колосками – пшеничное поле, не верилось. Хлеб умер на корню. Весь, сколько хватало глаз.

Это означало многое. В том числе и то, что в Медине, похоже, начался голод.

«Святой город» ашшаритов стоял на перекрестке караванных путей – теперь заброшенных. Провизию в него подвозили купеческие караваны. Но сначала иссякли поставки из Лаона – по понятным причинам. Потом с побережья – плодородные земли аль-Ахсы заняли карматы. Затем перестали подвозить зерно из Ятриба – город паломников сам стал испытывать трудности с продовольствием. И вот теперь последняя стрела – в песках стал задыхаться Хайбар, ранее прозванный зеленым раем Хиджаза. Воины Али сражались за Хайбар несколько лет, писали в воспоминаниях сподвижники ашшаритского пророка. Им пришлось истребить всех мужчин из хайбарских крепостей: местные жители крепко держались своей веры. Веры в аль-Лат. Точнее, вера – непонятно во что – была у ашшаритов.