Ксения Медведевич - Сторож брату своему

Чашка выпала из разжавшихся пальцев аль-Амина и шлепнулась на подушки. Вино расплескалось и стало мгновенно впитываться, пятная и вымачивая вышивки. Откуда-то справа отчетливо послышалось, как звякнули браслеты – кто-то из лютнисток поднес руку ко рту.

– Т-так… – не очень соображая, что делать, пробормотал аль-Амин.

Нерегиль продолжал сидеть перед ним все в той же позе – руки на коленях, голова опущена.

– Ты… ты… – Пытаясь приподняться и выпрямиться, аль-Амин затряс пальцем, все еще не находя слов.

Так его еще никто не оскорблял. Тем более в присутствии слуг и женщин.

– Ты…

И тут Кабиха просунулась к нему под локоть – и прошептала на ухо свой вопрос.

– Ты обещаа-ал, мой господин… – капризно протянула она, отлипая.

Ну что ж, она права, быстро подумалось аль-Амину, это будет достойным ответом.

И, скривив губы в веселой улыбке, он сказал:

– Ну ладно, нерегиль. Я спросил – ты ответил. А теперь скажи мне вот что: это правда, что ты и мать халифа Фахра ад-Даула были любовниками?

Где-то совсем рядом что-то упало и разбилось. Тарик поднял лицо и уставился на него огромными, страшными, ненавидящими глазами. И медленно поднялся на ноги – вместе с разрастающимся, раскидывающимся в стороны черным светом за спиной:

– Да как ты смеешь, ублюдок?.. Да кто ты такой?!

Последние слова нерегиль прошипел, как змея. Вокруг него клубилось и увеличивалось какое-то блескучее облако. Вжимаясь в подушки вместе со скулящей Кабихой, аль-Амин грозил пальцем вырастающей над ним разъяренной тени:

– Ты… ты не смеешь меня трогать! Я твой халиф! Забыл? Я твой халиф! Немедленно встань на колени и… и… прекрати это!..

А нерегиль уткнул в него палец и рявкнул:

– Халиф?! Ты – халиф?! Ты никто! Я убил халифа Али ар-Рида! Я убил Али ар-Рида, а ты не стоил его мизинца! Я жалею о том, что сделал, ты, ублюдок, которому не стоило рождаться! Не смей, не смей так разговаривать со мной, ты, ничтожество!!!..

Имя ар-Рида всколыхнуло в памяти какой-то запредельный детский ужас – и словно выбило из горла аль-Амина пробку. «Убийца халифа» – точно, так Тарика и прозвали зайядиты, о Всевышний…

И он во все горло, заполошно, не стесняясь своего страха, заорал. Заорал, разгоняя старый кошмар, спугивая эту невыносимую, жуткую черную тень с горящими глазами:

– Стра-ажа! Страаа-ажа! Взять его! Взять его в тюрьму! В тюрьму-ууу!..

Через мгновение аль-Амин обнаружил, что тычет пальцем в пустое пространство перед собой: Тарик больше не стоял перед ним и спокойным ровным шагом направлялся к выходу из сада.

– Сволочь! Я покажу тебе, как меня не слушаться! Заковать его! На хлеб и воду! В яму!..

В примыкающем к саду дворе уже слышался топот ног и лязг оружия.

Тарик шел по мощеной дорожке навстречу налетающей страже и грохоту сапог. Те, кто видел его лицо, с удивлением понимали: слушая истошные вопли халифа, сулившие ему страшные кары, нерегиль гордо, торжествующе улыбался.

Лавка Садуна, ночь

На базарной площади было светло, как днем, от факелов, ламп и свечей. Люди ликовали, приплясывая и размахивая светильниками:

– Всевышний велик! Нерегиль брошен в темницу!

Жители квартала аль-Нисайр шатались от радости, как пьяные, и разбрасывали детям монеты, сушеный изюм и орехи.

– Всевышний отомстил за гибель Нисы-на-холме! Всевышний велик!

Фархад едва не снес стоявшего в дверях Джамшида – айяр шарахнулся от бренчащей браслетами тени в ярком шелке, словно от шайтана.

Семеня в узком хиджабе, юноша протопотал в заднюю комнату:

– Господин! Господин! – хватаясь за грудь, выдохнул он.

Садун ибн Айяш медленно поднял на него глаза.

– Дело сделано, господин, – широко, во все набеленное лицо, улыбнулся Фархад и плюхнулся на ковер.

Сабеец медленно положил калам на инкрустированный перламутром столик. И поднял ладони в благодарственной молитве:

– О Син! О звездный бог, владыка судьбы, поворачивающий созвездия! Благодарим тебя, о, благодарим!

Фархад тоже благоговейно воздел ладони.

– Нужно будет принести богатые жертвы яркому Сину и декану Овна, под надзором которого наше дело пришло к благоприятному завершению, – тихо и торжественно объявил Садун.

– Декану?.. – отшатнулся Фархад.

– Тебе еще многое предстоит узнать, дитя мое, – улыбнулся старый лекарь. – Поверь, страшные легенды о деканах созвездий рассказывают, дабы отпугнуть глупцов и несведущих от слишком сильных заклятий.

Юноша лишь поежился. Садун тепло улыбнулся: птенец. Он еще сущий птенец. Но какой любознательный. И какой умный. Благодарю тебя, о звездный бог, за то, что ты привел в мой дом толстопалого торговца, желавшего заработать на оскоплении мальчика… Воистину, ты управляешь судьбой, посрамляя наши ожидания! Ни одна из рабынь так и не понесла – несмотря на все снадобья, и вот, когда он, Садун, уже отчаялся – этот мальчик…

– Купить двух овец? – осторожно поинтересовался Фархад.

Сабеец задумчиво поднял руку: не сейчас, мол.

И тихо спросил:

– Ты положительно уверен, что нерегиль под замком?

– Я стоял в толпе у ворот аль-касра, – твердо ответил юноша. – И слышал, как кричал глашатай: Тарик за оскорбление халифа взят под стражу и брошен в зиндан – в назидание всем ослушникам!

Лекарь задумчиво покивал:

– Очень хорошо. Очень хорошо. Теперь дело за малым.

– За чем же? – заломил от волнения пальцы Фархад.

– Джунгары хотят играть свадьбу в Харате… – протянул Садун. – А наша госпожа, в великой мудрости своей, велит нам всячески воспрепятствовать этому событию.

– Как же мы это сделаем? – широко раскрыл глаза юноша.

– Все просто, дитя мое. Я напишу великой Ситт-Зубейде, что здешний климат вреден ее сыну. Умм Мухаммад всполошится и прикажет родственникам невесты ехать в Мадинат-аль-Заура. Халиф должен сыграть свадьбу в столице.

– Почему обязательно в столице?

– Как ты не понимаешь, – наморщился сабеец. – Нужно выманить его из города и отправить в путь.

– Аждахак, – понимающе покивал Фархад.

– Именно.

– Говорят, джунгарская ханша… эээ… способна на многое… – осторожно заметил юноша.

– Да, – кивнул лекарь. – Именно поэтому нам нельзя позволить ей стать супругой здесь, в Харате. Она попытается убедить халифа…

– …выпустить Стража? – ахнул Фархад.

– Да, – нахмурился Садун. – Выпустить нерегиля. Так что пусть охмуряет аль-Амина в столице. За сотни фарсахов от Харата… и от тюрьмы аль-касра. А вот мы – мы будем поблизости. И когда задуманное свершится, и мы вытащим тварь из ямы, гадина будет помышлять лишь о мести. Так что пусть посидит на цепи – злее будет, когда вылезет…

– Скоро начнется? – сверкнул глазами Фархад.

– Да, дитя мое, – не смог удержаться от улыбки старый лекарь. – Время близко. Однако, – тут Садун поднял палец, – мы перечислили дела неотложные и забыли одно. Какое, дитя мое?