Сергей Самаров - Последний день Славена. След Сокола. Книга вторая. Том второй

Барон Гензер кивнул белокурой головой.

– Мы ни коем образом не намереваемся вам помешать. Мой отряд даже не вооружился, а сам я, как ты видишь, выехал к вам даже без шлема. Можете свободно начинать переправляться. С нашей стороны разве что кто-то может подойти полюбопытствовать.

– Такое же отношение, барон, я надеюсь, будет и к другим ваграм, которые придут после нас? Так мне обещал Карл Каролинг.

– Можешь не сомневаться, князь. Мы даже готовы выступить гарантами безопасности ваших людей при переправе, и встать на их защиту в случае стороннего нападения. Впрочем, здесь нет таких физических сил, кто способен был бы совершить нападение на людей, находящихся под покровительством нашего короля. Счастливого вам пути.

– Примите, барон, мою благодарность, – подтверждая свои слова, Бравлин наклонил голову. Барон сделал то же самое, и они разъехались в разные стороны, довольные друг другом, и решением короля Карла Каролинга.

Бравлин спешил. Ему не терпелось не только начать быстрее саму переправу, но еще и хотелось узнать, что за вести принес срочный гонец княжичу Гостомыслу. И еще появилась мысль отправить этого же быстрого гонца в обратную сторону, чтобы согласовать с князем Буривоем прибытие такого большого количества вагров. Вопрос о князе словен Буривое так и оставался перед Бравлином открытым, и внушал беспокойство. Но, еще при приближении к береговой деревеньке, князь увидел одиноко стоящую на высоком берегу, и смотрящую на воду фигуру княжича. Годослав обособился от всех. Сделав знак своим сопровождающим, и посылая их в общий лагерь, с требованием, чтобы там готовились к переправе, сам Бравлин свернул к Гостомыслу. Не доезжая до молодого княжича с десяток локтей, Бравлин спешился, и подошел неслышно, хотя скрывать свое приближение у него причин не было. Да и Гостомысл даже не обернулся на стук подков по слегка подмерзшей земле. Видимо, был погружен в свои мысли. И шагов потому же не слышал. Князь остановился сбоку, чтобы попасть в поле зрения Гостомысла.

– Что нового, княжич? – спросил тихо, уже понимая, что Гостомысл получил не самые приятные известия.

Гостомысл медленно повернулся к Бравлину, так же медленно возвращаясь мыслями от чего-то далекого к существующему рядом. В глазах взрослого мужчины, твердого воина, в чем Бравлин уже мог убедиться, стояла влага.

– Плохие известия, княже…

– Случилось что-то?

– Много чего случилось, и ничего радостного я не узнал.

– Сказывай. Разделенное горе – не половина горя, конечно, но, может, я чем-то помогу.

– Я благодарен тебе, княже, за доброе участие, но есть вещи, где помощь бесполезна. Гонец сообщил, что в битве с варягами в Бьярмии убит мой младший брат княжич Вадимир. И умер мой отец князь Буривой, как только ему сообщили о смерти Вадимира.

– Да, – согласился князь Бравлин. – Есть вещи, в которых самое большое желание помочь может оказаться бессильным. Людям не дано спорить с решениями богов.

– Есть и еще новости, уже касающиеся тебя, княже, напрямую. Возможно, ты теперь и не захочешь идти в нашу землю. Потому что идти теперь некуда…

– Ты о чем?

– Варяги сожгли Славен. У моего народа больше нет столицы. И я вот думаю сейчас, поскольку после смерти отца я должен занять его стол, стоит ли Славен восстанавливать на прежнем месте, или перенести столицу в Карелу, где и сидел в последние месяцы мой отец. Городок там небольшой, и крепость при нем. Городок можно и расстроить. Он на островке стоит. Рядом еще несколько островов. Можно ведь город и на островах построить. А городские стены по воде проложить. Это труднее, чем посуху, но возможно.

Бравлин положил руку на плечо Гостомысла.

– Мой народ тоже потерял свою столицу. Строить новую нам на нашей земле никто не даст. Ни на прежнем месте, ни на другом. У вагров нет другого пути, кроме как в ваши земли. Или ты, став князем словен, передумал?

– Нет, княже, мое приглашение остается в силе. Я даже буду благодарен тебе, если ты не откажешься от такого массового переселения, поскольку приход вагров значительно усилит мой народ. Но куда вагры попадут? Наша зима совсем не такая, как зима в ваших землях. И нет домов, чтобы укрыться от мороза и согреться. Я рассчитывал, что первоначально можно будет расселить вагров по домам словен в городе. Я бы даже свой терем предоставил. А сейчас куда их селить?

– А как твой народ? Не всех же словен, надеюсь, перебили.

– Мой народ, как сказал гонец, строит землянки и шалаши, чтобы зимой не погибнуть от мороза, а потом только, с наступлением весны, когда земля оттает, начнет возводить городские стены, и ставить нормальные дома. Пока для будущих стен и домов валят и заготавливают лес. Основные работы начнутся только весной.

Бравлин расправил плечи.

– Вот-вот, значит, не зря я уговорил пойти со мной моих ремесленников. У меня есть мастера по строительству городских стен и крепостей. Есть мастера по строительству городских домов, как из дерева, так и из камня. Каменные города не горят так, как деревянные. Старгород ведь не сгорел, хотя и был захвачен врагом. За гостеприимство следует платить. Вагры и заплатят своими руками, работой. Вместе мы сумеем построить новый город.

– Только это уже будет не Славен. Это будет Новый город…

– Что же, – согласился Бравлин. – Правил я в Старгороде. А дни свои закончу, скорее всего, в Новгороде. А мои соплеменники были ваграми, станут новгородцами [83]… Главное, что они живы останутся, и не предадут своих предков. Пойдем, княже, в деревню, – Бравлин, как недавно гонец, уже назвал Гостомысла «княже», то есть, уже признал его князем словен. – Пора переправой заниматься. Путь нам долгий предстоит. Время терять нельзя. А за делами тебе легче станет…

– Человек, которого мои люди сумели захватить, – начал свой рассказ волхв Ставр, – грек по национальности. Какой пост он занимает при императорском дворе, грек не сказал, но это нашим людям было и не очень важно, потому конкретно на этом вопросе никто не настаивал. Зовут грека Евлохий. По крайней мере, так он сам себя назвал. Сначала он говорить не хотел, ссылаясь на то, что он – посол, а послы наделены неприкосновенностью, и не советовал сердить крутую нравом императрицу Ирину. Сильно на свою должность и на авторитет императрицы надеялся. С него потребовали документальное подтверждение должности посла. Он какую-то бумажку показал. Мои люди по-гречески читать не умеют, да и вообще бумажку эту разворачивать не стали, сразу в огонь бросили. Сказали, что не могут человека, который покушался на жизнь известного водителя полков князя-воеводы Дражко, считать послом, а предпочитают считать простым разбойником. Тогда он вообще разговаривать перестал. Совсем замолчал. Даже когда его спрашивали, хочет ли он пить, не отвечал, словно не слышал. Но его, если говорить мягко, сумели убедить, что просто так, без мучений, как герой, он умереть не сможет. Ему этого просто не позволят. И тогда, после короткой прогулки по подвалу, занимаемому княжеским катом [84]Ерохой, и посмотрев на добрую улыбку ката, Евлохий заговорил. Рассказывал не только о том, что знает, но и о том, что слышал при дворе. Византийское посольство к королю Карлу Каролингу было послано императрицей Ириной сразу после беседы с послами Аварского каганата. Буквально в тот же день начали строиться планы, и подбираться необходимые кандидатуры. Евлохий слышал, что авары заставили Ирину это посольство послать. А за это вполовину срезали годовую дань, что Византия аварам платит. Императрице как раз нечем было эту дань платить, и авары это, похоже, хорошо знали.