Антон Орлов - Крысиный Вор

Ушли недалеко. Сейбур пройдет немного и выбьется из сил, да и шажки у него не такие, как у взрослых. А когда Фарийма брала его на руки, сама тащилась, как старая верблюдица. Пот тут же высыхал, заплетающиеся ноги словно песком набиты. Лечебница до сих пор не пропала из виду, хотя все-таки уменьшилась: белеет дорогим резным гребнем за барханами, порой расплываясь в пятно – то ли от сияющего олосохарского марева, то ли от слез.

– Мама, смотри, большая змея и большая киса наперегонки бегут!

В первое мгновение Фарийма оцепенела, но сразу припомнила, что князь Тейзург порой оборачивается огромным змеем – сама не видела, люди рассказывали. Если это кто другой, они с Сейбуром пропали. Черная змея стремительно скользила по барханам, и вровень с ней вприпрыжку несся диковинный крупный кот. Женщина стояла, как вкопанная, прижав к себе сына – все равно от таких зверей не убежишь. Ей было тошно от страха, но она молилась про себя Милосердной и Радетелю, а Сейбур, слишком маленький, чтобы испугаться, с любопытством глядел на приближающееся диво.

Рыжевато-серый кот перекинулся первым. Раз – и вместо него уже парень, светлокожий, как северные бледняки, без тюрбана, волосы огненного цвета стянуты на затылке. Совсем молодой и очень красивый, но с открытым лицом – тоже по обычаю северян. После превращения он не удержался и проехался по песчаному склону, однако тут же вскочил на ноги. Сейбур, глупенький, засмеялся, и парень улыбнулся в ответ, хотя глаза у него оставались тревожными.

Змей с изумрудными и фиолетовыми переливами на антрацитовой чешуе вначале поднялся на хвост, оказавшись выше и Фариймы, и своего спутника, и лишь тогда обернулся – с достоинством, как подобает важному господину. Он тоже был с непокрытой головой и без матхавы, в богатом одеянии, атласно-черном с красной вышивкой.

Всхлипнув, Фарийма повалилась перед ним на колени – и от облегчения, что это не какая-нибудь олосохарская нечисть вроде стига или скумона, и потому, что сейчас только на него вся надежда.

Князь Ляраны принялся ее расспрашивать, время от времени переговариваясь на незнакомом языке с рыжим магом. Тот смерил ее взглядом и что-то сказал со злостью, обращаясь к Тейзургу. Фарийма испугалась, что он на нее рассердился – может, подозревает, что она заодно с врагами? Но князь ответил рыжему усмешкой, достал прямо из воздуха, как только маги умеют, серебряную флягу и протянул ей.

Отхлебнув глоток на пробу, женщина напоила Сейбура, потом сама утолила жажду. Поняла: рыжий потребовал, чтобы князь дал им воды.

– Фарийма, чтобы спасти заложников, нам надо попасть в лечебницу, не подняв переполоха, – обратился к ней господин Тейзург. – Ты готова помочь?

– Да!

Там отец – хорошо, если еще живой. И с Ктармой у нее свои счеты.

Город представлял собой столпотворение потрепанных шатров, неказистых временных лачуг и добротных, но по большей части недостроенных домов. На четырех площадях стояли каменные водозаборные будки. Нечестивый маг Тейзург колдовским способом пробурил шкуру Олосохара, чтобы добраться до подземной воды, но этого ему показалось мало, и он отобрал у соседей реку Шеханью, а демоны Хиалы доставили сюда изготовленные в далекой стране трубы.

Местные жители еще не знали, что нечестивая, как и сам ее основатель, лечебница захвачена воинами чистоты. Те прибыли в Лярану под видом страждущих и выполнили первую часть своего замысла, а теперь им надо было затаиться, пока маги из их отряда не сплетут губительные для всего живого заклятья.

Первым делом маги Ктармы сотворили чары, не позволяющие открыть Врата Хиалы ни в самой лечебнице, ни в окрестностях, а потом приступили к тому благому делу, ради которого проникли в эту обитель скверны.

Пока они занимались своей богоугодной работой, которая требовала и времени, и немалых усилий, остальные воины карали нечестивцев. Все пациенты этой лечебницы были нечестивцами, иначе не пришли бы за помощью к Тейзургу, а о лекарях и говорить нечего.

После полудня из города привезли козье молоко. Воины Ктармы выпустили кухонную прислугу принять товар: будто бы все как обычно. Запуганных парней держали на прицеле арбалетчики. Возчик ничего не заподозрил и уехал восвояси, насвистывая глупую песенку.

Небо в той стороне, откуда прилетает Пес Анвахо, уже порозовело, когда на дороге, ведущей из города к лечебнице, показались мужчина и женщина. Они спешили, едва ли не бежали. Вскоре часовые разглядели, что мужчина несет на руках девочку с длинной косой.

– Впустить их – и к остальным, – распорядился командир.

Когда эти двое вошли во двор, иные из воинов Ктармы не сдержали возгласов. Парень в линялом тюрбане и латаной бедняцкой одежке держал на руках мальчика – до синевы бледного, без сознания, а за косу издали приняли змею, которая обвилась вокруг шеи ребенка, вонзив зубы ему в плечо. Голова этой гадины была окровавлена, хвост свисал безжизненно, словно конец пояса.

– Помогите, люди почтенные! – крикнула женщина. – Эта тварь напала на моего сына, а этот добрый человек ее убил, да голову оторвать никак не можем, лекаря позовите!

– Пошла! – ее пихнули к двери. – Иди, иди, будет тебе лекарь! А ты кто такой?

Парень не проронил ни слова, только темные глаза сверкали над закрывающей лицо повязкой. Молодой еще, раз носит матхаву.

– Не говорит он по-здешнему, почтенные, – торопливо объяснила женщина. – С юга он, из дикого племени, зато работящий. Ох, помогите, лекаря позовите!

– Гоните их к остальной погани, – велел командир.

Это с ним уже было.

Не в точности как здесь и сейчас, по-другому, но было.

С такими, как эти, он уже сталкивался.

В больницах, школах и театрах им словно медом намазано: прийти туда, где люди чувствуют себя в безопасности – и дать волю той пакости, которая копошится в потемках души, будто черви в куске гниющего мяса. Разумеется, это делается не просто так, а во имя богов, за идеалы, за веру, за торжество высоких моральных принципов… «Во имя» – важная составляющая: она оправдывает любую трапезу жадных до чужой боли червей, надо только поверить в священную цель самому и убедить окружающих. Первое достигается легко, со вторым сложнее, но первого обычно вполне достаточно.

Мимоходом вспомнилось: в той прошлой жизни, которая утонула в непроглядном тумане, он изменил свое отношение к Эдмару – или как его тогда звали? – именно после того, как начал раз за разом сталкиваться с этими . Эдмара на тот момент уже убили, а он вдруг осознал, что, пожалуй, преувеличивал, отводя ему роль самого большого на свете зла. Пресловутые любители вокзалов, школ и больниц, которые всегда «во имя», – намного хуже, истинная мразь, а коронный оправдательный прием у них – скинуть всю ответственность за свои действия на какое-нибудь божество, а то и вовсе на конструкцию из более-менее удачно состыкованных словесных формулировок.