Вячеслав Вигриян - Перемещенный

Неимоверным усилием воли Степан заставил себя посмотреть в них, затем развернулся и неспешной походкой покинул место казни. Сейчас, как никогда раньше, ему отчаянно хотелось побыть одному. Обмозговать, разложить по полочкам полученную информацию и затем, исходя из этих данных, решить что же теперь следует делать дальше. Да и вообще: расслабиться, попробовать изгнать из памяти ту картину, которая все еще продолжала стоять у него перед глазами.

Время близилось к полуночи, когда Степан вернулся к совету старейшин родов, возглавляемому Клекрием. Как ни странно, его ждали. Никто не покинул своего места, никто не ушел по своим делам. Стоило ему войти в центр круга, как все обсуждения и разговоры тотчас же смолкли и наступила тишина, нарушаемая лишь вскриками ночных обитателей.

— Что надумал? — глаз Клекрия не было видно, выражения лица тоже не разобрать.

— Напасть надо первыми. Чем раньше, тем лучше. Желательно успеть до рассвета.

Степан не стал пояснять сиртям почему он решил поступить именно так. На самом же деле существовало тому несколько объективных причин. Первой, и, пожалуй, наиболее значимой, было наличие у врага такого большого количества минометов. Он прекрасно представлял себе истинные возможности трех батарей стодвадцатимиллиметровых минометов. Даже если не брать в расчет наличие еще и пятидесятимиллиметровых минометов, расклад получался совершенно удручающим. При свете дня они могли если и не решить бой, то нанести воинству сиртей такой непоправимый урон, который одним махом перечеркнет все его дальнейшие планы. Второй причиной было взятие «языка». Если отсутствие оберста и его девушки до сих пор все еще не было замечено, все равно наверняка это произойдет в самом ближайшем будущем. Враг насторожится, удвоит бдительность, а это уже ни в какие ворота не лезет. Степан всегда считал, что нельзя упускать инициативу в бою. Пусть враг сам приспосабливается, вынужденно реагирует на твои действия, но уж никак не наоборот. Напал первым, напал внезапно в нужное время в нужном месте — и шансы твои на победу возрастают в геометрической прогрессии. Это закон. Незыблемый, как сама материя Вселенной.

— Правильно мыслишь. Мы сами так и порешили, единогласно. Тебя только ждали. Думали, дельного может чего присоветуешь.

— Выступать надо, причем немедля. Дельное по дороге присоветую.

— Как скажешь.

Вопреки ожиданиям Степана, Клекрий даже и не подумал возражать. Кряхтя, по-стариковски, поднялся со своего места, размял затекшие ноги:

— Ну так гайда тогда, гайда. Неча вымя пилкушье бестолку мять.

На том сход и завершился. Старейшины разбрелись каждый к своему роду. Вместе со Степаном остался лишь Клекрий. Когда войско двинулось, они зашагали бок о бок. На обсуждение схемы боя ушло у них минут сорок. Все остальное время они просто болтали, благо общих тем у них было хоть отбавляй. Обсуждали в основном далекое будущее. Степан исподволь, понемногу, подводил головного старосту к мыслям о мирном сосуществовании пришельцев, то бишь выходцев из его мира, с сиртями, хозяевами планеты, которым суждено будет сломить, растереть в порошок Империю, и на ее месте создать нечто новое — этакий гибрид двух цивилизаций, вобравших в себя все самое лучшее от своих предшественников.

Дивизия «Фельдхернхалле» никуда не испарилась. По-прежнему колыхались на ветру парусиновые палатки, дозорные бдительно всматривались в чернеющую пустоту ночи. Основная же масса солдат крепко спала. Шел четвертый час. Так, по крайней мере, казалось Степану. Естественно, часов у него и в помине не было, но биологический будильник, встроенный в его голове, все еще продолжал исправно отсчитывать время.

Согласно разработанному ими с Клекрием плану, Степан вновь воссоединил свой отряд. Все его шестьсот с лишком воинов неслышно обошли дивизию по флангу и пристроились с тыла. Будучи в полной боевой готовности они ждали начала атаки основных сил.

Подле Степана сидела Улуша. Девушка откровенно зевала, и не пугала ее ни будущая битва, ни возможная близость смерти. Он же, наоборот, испытывал нешуточное волнение. Как ни крути, а это первое серьезное столкновение с врагом, настолько превосходящим их по огневой мощи, что численное превосходство сиртей шесть к одному можно было и в расчет не брать. Сейчас он искренне недоумевал, почему решил поступить именно так. Что, спрашивается, мешало ему обминуть эту пресловутую дивизию и просочиться в тыл, как, впрочем, и было задумано до этого? В тылу с такой силищей можно наворотить немало дел, захватывая один за другим практически беззащитные города, разграбляя склады, уничтожая на своем пути заводы и фабрики по производству оружия и боеприпасов. Подорвать военную машину Империи изнутри — вот ведь каков был его первоначальный план!

Думал долго, то ругая себя, то успокаивая бессмысленными отговорками разбушевавшиеся нервы. А между тем ответ — вот он, плавает на поверхности, но признаваться себе в этом ох как не хочется! Да и как можно признать, что будущее обоих народов он сейчас поставил на карту лишь в память о безымянной девушке и ее возлюбленном, — мягкотелом оберсте, труп которого наверняка уже успели растащить по кустам жутковатые ночные твари. Ну не хотел он, никак не хотел, чтобы смерть их оказалась напрасной! Его руки и так в крови, кровь уже капает с пальцев. Еще одну такую ношу ему просто не вынести…

— Степан, тебе плохо? — Улуша уже не засыпала, ее выразительные желтые глаза с тревогой всматривались в его лицо.

— Плохо, — он не оттолкнул ее, когда она оказалась совсем рядом. Почувствовал легкое дуновение воздуха в области шеи — это ее дыхание. Ощутил, как руки ее поглаживают спину. Вздрогнул, когда она прильнула к нему сзади всем своим горячим телом и, не ведая что творит, оборотился вдруг, впился жадным поцелуем в ее губы, повалил наземь…. Степану было хорошо. Настолько хорошо, что он и не помнил, когда испытывал подобное в последний раз. Осознание того, что он сделал, осознание вины придет позже, в этом он ничуть не сомневался, но сейчас… сейчас это было ему до лампочки. Только он и та, что затихла у него на груди. И наплевать, что вокруг них лежали, изготовившись к атаке, все его шестьсот с гаком воинов, что слепых и глухих среди них нет. Плевать. Степан водил ладонью по ее шелковистым волосам, гладил оголенные плечи, бедра. Девушка не говорила ни слова, лишь прижималась к нему все крепче, словно боясь, что видение вот-вот исчезнет, превратится в бестелесного призрака, как зачастую случалось у нее во снах. Странное дело: он даже не помнил в какой из моментов сорвал с нее платье.

Внезапно раздавшиеся сухие щелчки выстрелов заставили их обоих вздрогнуть. Степан зашарил вокруг рукой, наткнулся на что-то мягкое. Так и есть — платье. Протянул его Улуше, зачем-то отвернулся, пока она одевалась.