Вячеслав Вигриян - Перемещенный

Приход купца не заставил себя ждать. Он ввалился в их номер грузный, запыхавшийся, с влажными полукружиями пота на широкой спине и подмышках. В меру длинная ухоженная борода, тонкая щеточка усов, сросшаяся с ней практически воедино. Волевой подбородок, цепкий взгляд, уши, в точности такие, как описывал Степану корнет.

— Я так понимаю, что именно вы хотели бы встретиться с императрицей? — безошибочно угадав в Степане главного, купец теперь обращался только к нему, напрочь игнорируя присутствие Джевехарда.

Степан молча кивнул. Семидорьев не вызывал у него неприязни — была в купце некоторая харизма, присущая далеко не многим.

— Значится, выезжаем немедля. В номере личных вещей попрошу не оставлять! На все про все у вас пять минут.

Степан с Джевехардом расстроено переглянулись. Обоим жаль было покидать насиженное место, в котором чувствовали они себя достаточно комфортно.

— Вам передали мое предложение?

— Да. И флягу тоже. А, впрочем, пойдемте, по дороге наговориться успеем.

Транспорт у купчины оказался ему под стать. Все та же карета, но явно не чета императорской. Никакого изящества линий, полное отсутствие внешнего лоска. Этакий совдеповский внедорожник «Нива», с виду топорный до безобразия, но чертовски надежный в эксплуатации и неприхотливый в обслуживании. Будучи по величине не намного меньше штабного фургона, на котором их привез Кольбе, эта так называемая «карета» имела существенное отличие от других видимых ранее Степаном транспортных средств: непривычно широкие колеса, что, в теории, должно было увеличивать ее проходимость.

Вообще, сама конструкция колес при ближайшем рассмотрении показалась ему весьма странной. Создавалось такое впечатление, что колеса все до одного были зубчатыми, а круглые обода крепились на них сверху каким-то хитрым способом и наверняка снимались при первой необходимости.

— Что, понравилась моя пташка?

Степан усмехнулся. Забавно, купец всерьез считает свою карету непревзойденным произведением искусства.

Внутреннее убранство салона полностью соответствовало внешнему виду Семидорьевского «внедорожника»: никаких излишеств, максимум функциональности и практицизма. Устраиваясь поудобнее между Джевехардом и купцом, Степан не преминул поинтересоваться, чем все-таки вызвано столь странное устройство колес купцового детища и тотчас получил незамедлительный ответ: круглые обода и вправду снимались. На заболоченной, труднопроходимой местности карета превращалась в маленький вездеход, для которого лишь водная гладь являлась непреодолимой преградой.

— Видите ли, молодой человек, по роду своей деятельности я вынужден большую часть времени проводить в дороге, — одарив обоих слушателей извиняющимся взглядом, Семидорьев извлек откуда-то из недр пиджака носовой платок в крупную красно-зеленую клетку и вытер обильно проступивший на лбу пот.

— Оригинальная конструкция. Сами разрабатывали?

— Нет, что вы. Мой удел делать деньги. Кстати о них, родимых, мы сейчас и речь вести будем, пока карета ко дворцу не подъехала. Грешно было бы упустить выгодную сделку. Тот напиток, что был во фляге, ориентировочно в каких объемах вы можете мне его поставлять?

— В любых, — отвечая, Степан даже и глазом не моргнул.

Естественно, это была наглая ложь, ни о каком производстве грибного отвара в промышленных масштабах у сиртей не могло идти и речи, тем более в условиях военного времени, но купчине об этом знать не полагается. Пускай посидит на крючке до поры до времени, а там, глядишь, как-нибудь и выкрутимся.

Сия плодотворная беседа продолжалась ровно до тех пор, пока карета не подкатила к императорской резиденции. Здесь их уже ждали. Почетный караул, состоящий из шестерки широкоплечих смазливых юнцов в крикливых гусарских мундирах с пафосом проводил Степана и Джевехарда в святая-святых Империи — к высокому беломраморному зданию дворца. Семидорьев по дороге куда-то пропал — ушел, видимо, решать какие-то свои проблемы.

— Подождите здесь.

Внутри дворец был похож на целую систему лабиринтов. Не будь с ним провожатых, Степан руку готов был отдать на отсечение, что наверняка заблудился бы в нем, несмотря на весь свой богатый армейский опыт. Убранство дворцовых комнат под стать гусарским мундирам: роскошное, кричаще богатое. Белые как снег стены украшены многочисленными гобеленами, панно. Дверные проемы, сами двери — все в позолоте. На потолках — лепнина, широкие стрельчатые окна также изукрашены ею. Мебель старинная, резная. Да что там — канделябры, и те ручной работы, все как на подбор из благородных металлов.

— Пройдемте.

Корнет рыпнулся со своего места, желая пойти вместе с ним, но был остановлен недвусмысленным жестом одного из гусар.

— Штирлиц, а вас я попрошу остаться! — ухмыльнувшись собственной шутке, Степан двинулся в указанном направлении, провожаемый недоумевающим взглядом Джевехарда.

Эх, Сталина на них нет! Понастроили тут, понимаешь ли, не пойми что — сплошная безвкусица, мещанство чистой воды, ей богу!

— Ах ты ж Ешкин ты кот!!! — слова, только что сорвавшиеся из уст Степана, оказались слегка не к месту.

Зал, громаднейший такой зал с акустикой, не уступающей акустике оперного театра. Ближе к концу зала небольшое возвышение. На нем, строго в ряд, установлены не один, а целых три трона. Они не пустуют, но на таком расстоянии просто невозможно рассмотреть лиц восседающих на них людей.

В окружении все того же почетного караула Степан неторопливо прошествовал по бордовой ковровой дорожке и замер у самого ее края. Перед ним сидело три абсолютно непохожих друг на друга человека.

— Что ж, давайте знакомиться, — инициативу в свои руки взяла совсем еще юная девушка в простеньком черном платье с глубоким декольте.

Похоже, чувствовала она себя на своем месте достаточно непринужденно: поза расслаблена, обнаженные руки поигрывают коротким скипетром, лежащим у нее на коленях. Идеальная фигура, черные локоны завитых в кудряшки волос водопадом ниспадают на мраморной белизны плечи. Нежный овал лица, большие карие глаза лучатся уверенностью и спокойствием, однако время от времени можно заметить мелькающий в них озорной огонек, то исчезающий, то появляющийся вновь. Губы чуть пухловаты, высокий покатый лоб.

Девушка невероятно красива, красива некоей восточной красотой, которая в сочетании с белизной кожи дает воистину потрясающий эффект. Степан, видевший за свою жизнь довольно немало красивых женщин, и тот вынужден был стыдливо отвести глаза, мысленно матерясь при этом на чем свет стоит. Ничего не скажешь — опасный противник! Поопаснее пожалуй даже восседающего от нее по левую сторону очкастого борова с лицом, в которое намертво впечатались все мыслимые и немыслимые пороки.