Гай Орловский - Ее Высочество

– Если слышали, – возразил я. – Думаю, операцию провели в полной тайне.

– И от своих?

– В таких вопросах не бывает своих, – напомнил я. – Вообще не уверен, стоит ли туда идти и что-то выспрашивать. Гиблое дело. Думаю, она вовсе не в столице… Нет-нет, не говорю, что абсолютно точно, но скрыть в Ииссоре появление пленной принцессы Нижних Долин непросто. Какие-то слуги и служанки должны переключиться на другую работу, стражников поставят охранять какую-то часть дворца, ничего никому не сообщив, что подогреет как любопытство стражников, так и придворных, которых придется отгонять…

Фицрой даже ломоть жареного мяса в недоумении задержал у рта.

– Почему ничего не сообщив? – спросил он патетически. – Король Антриас должен кричать на все королевство о своей победе!

Рундельштотт посмотрел на него с укором. Я сказал недовольно:

– Фицрой, не только ты чувствуешь, что мужчин обижать можно и нужно, а женщин нельзя. Уламрийские мужчины прежде всего мужчины, а уж потом уламрийцы. Король им о плененной принцессе не скажет потому, что это вызовет пусть не во всем королевстве, но в дворцовой среде не столько ликование, как недовольство. На противника нужно вешать всех собак и поливать грязью, так слабее уколы совести, когда режешь ему глотку, но для трезвой оценки перед началом войны нужно видеть реальность какая есть, а не какую навязываем другим.

Рундельштотт кашлянул, мы перевели на него взгляды, он сказал медленно:

– Ее могли вообще поместить за городом. Нужно посмотреть расположение замков и крепостей, что принадлежат королю лично.

– Ему здесь все принадлежит, – сказал Фицрой зло. – Он всех подмял под себя!

– Власть его велика, – согласился Рундельштотт, – но владения ни у кого не отнимал. Просто ограничил власть могущественных глердов, что вообще-то хорошо для управления страной. Потому сперва лучше посмотрим замки, что находятся в личном пользовании короля.

– Такие могут быть по всему королевству, – сказал я, – но все верно, ограничимся теми, куда король может приезжать из столицы на часок-другой для переговоров. Чем ближе к столице, тем для нас теплее.

– Загородное имение короля, – согласился Рундельштотт. – Богатое, роскошное!

Фицрой просиял, хлопнул себя ладонью по лбу.

– Понял, – сказал он с азартом. – На принцессу постарается произвести впечатление! И попробовать договориться о чем-то совместном. Все-таки у принцессы такие же права на трон, как и у ее сестры… Верно?

– Это хороший для нас расклад, – сказал я. – Имение все-таки строят для роскошной роскоши и бахвальства перед бабами и остальными к ним прилегающими. И вообще гостями. Такие загородные дворцы вовсе не для обороны.

– Но охраны зато больше, – напомнил Рундельштотт, – чем в любой крепости.

– Если не защищают стены, – согласился я, – должны защищать люди. Хорошо, у кого есть карта Ииссора и прилегающих земель?.. Так и думал. Если даже мудрый Рундельштотт не предусмотрел…

Фицрой заулыбался, лицо стало довольным, словно выиграл крупную сумму в кости.

– Что мудрость? Важнее предусмотрительность.

– Что, – спросил я с недоверием, – у тебя есть?

– У меня все есть, – ответил он хвастливо. – А чего нет, добудем. Подождите минуту.

Он метнулся к своему коню, и пока рылся в мешке, Рундельштотт буркнул:

– Удивлюсь, если еще не отметил базары и дома богатых глердов, у которых красивые жены.

– Не будем обращать внимание на мелкие человеческие слабости, – сказал я тихонько. – И то и другое у него проявление могучего инстинкта, толкающего людей к прогрессу и победе, кто бы подумал, человеческого разума. Хоть и косвенно, сильно косвенно.

Фицрой вернулся и с торжеством развернул карту во всю ширь.

– Вот!.. Это Ииссор во всей красе, а это окрестности и даже окрестности окрестностей.

– Точно все? – спросил Рундельштотт.

– А зачем все-все? – спросил Фицрой задиристо. – Если принцессу хотят временно держать тайно, пока ситуация не прояснится, то где-то вот здесь, здесь или здесь… Остальное не стоит моего высокого внимания.

Он потыкал пальцем, указывая, я обратил внимание, с каким недоумением смотрит Понсоменер, будто никогда карт не видел, зато Рундельштотт моментально сориентировался, тоже указал на пару мест:

– Вот эти отпадают. И далеко, и неудобная дорога… Эти подходят, но у дороги слишком уж… Вряд ли королю удобно, чтобы караваны проезжали прямо под его окнами.

– Согласен, – сказал я, – давайте сразу направимся к этой, что гордо именуется Темная Гладь. К ней дороги нет, но в то же время близко. А лес там не густой, конница пройдет даже галопом.

– Только не напрямую отсюда, – заметил Фицрой.

– Что случилось?

– Там Зачарованный Лес, если не сворачивать.

– Как же без него, – буркнул я, – родимого. А вон там дальше еще и Заколдованный. Хорошо, левее и на той стороне реки! А вон еще Смертельная Топь, Смоляная Бездна…

Рундельштотт сказал с неудовольствием:

– А чего в Уламрии должно быть лучше всех? У них такое же королевство, как и везде.

Я еще раз всмотрелся в карту. Все опасные места выделены особо тщательно, а вот города и деревни очерчены с некоторой небрежностью, дескать, а чего стараться, и так все знают.

– Все, идем!.. Неизвестно, там ли. Может, придется обшарить все вокруг столицы.

– А то и дальше, чем вокруг, – сказал Рундельштотт. – Я уже стар и отвык надеяться на удачу.

Фицрой сказал с обидой:

– Хороша удача!.. Две недели гнались впустую!..

Рундельштотт подумал, покачал головой.

– Теперь уже не играет роли, прибудем в полдень или вечером. А кони у нас за ночь еще не опомнились от многодневной скачки. Поедем шагом, пусть придут в себя, а мы подумаем, как и что.

От усталости я начал подремывать в седле, вот уж не думал, что когда-либо настолько привыкну, над головой все так же шумят ветви, но, как часто со мной случалось и раньше, ночное освещение делает мир совсем другим, я и раньше как будто попадал на другую планету, все незнакомое, а здесь так и вовсе незнакомое и чужое… а еще и опасное…

Страх начал наползать незаметно, я задергался, поглядывая во все стороны, но нет прежней четкости, когда почти видел нацеленную в меня стрелу или готовый к броску дротик, а сейчас страх растет непонятно, нерационально, но сердце еще колотится, дышать становится все труднее, чувствую, что хватаю воздух короткими глотками…

Понсоменер что-то спросил, но в голове шум, я даже не расслышал, вижу только, что его губы шевелятся.

– Не спать! – врезался в сознание резкий командный голос. С изумлением я узнал Рундельштотта, сонное оцепенение сразу схлынуло. Я повертел головой.

– Что это было?

– Ты слишком чувствительный, – сказал Рундельштотт, и я не понял, больше осуждения или одобрения было в его негромком голосе. – Это плохо для житейской жизни, любые несправедливости будут терзать тебе сердце, но хорошо для чародея…